Румынская революция 1989 года. Часть 1

К концу 1980-х годов проект коммунистической «всемирной деревни» выдохся окончательно. Обновленный капитализм 1980-х не оставил никаких сомнений в том, что гибкая общественная и экономическая система эффективнее той, где свобода и многообразие уничтожаются ради порядка и сплоченности. А жители тоталитарных стран окончательно устали от всеобщей несвободы. И любой ценой рвались прочь из всеобщего государства-корпорации-партии-церкви на забытую и непривычную, а оттого особенно красивую и манящую свободу. Если большая часть коммунистических режимов отвечала на эту ситуацию началом либерализации, то румынские власти реагировали прямо противоположным образом – все более жестоким ущемлением своего населения.

14 декабря 1987 г. рабочие брашовского автомобилестроительного завода узнали, что приобретение продуктов даже ценой стояния в бесконечных очередях становится проблематичным, так как им сократили зарплату. Возможно, страсти подогрело еще и то, что на следующий день предстояли очередные (но последние) бутафорские выборы в парламент коммунистической Румынии. Протест был не столь уж масштабным, но впечатлил своей жесткостью и бескомпромиссностью.

Утром 15 декабря около 300 рабочих вышли с завода и двинулись к центру города. Никто не ожидал мятежа, власти были заняты проведением выборов, так что никакой серьезной охраны к зданию уездного комитета РКП подтянуть не успели. Только мэр Брашова (главным начальником был не он, а глава городской партийной организации, который соваться в пекло не стал) выходит навстречу и пытается поговорить с протестующими. Те его избивают и врываются в оплот власти, в панике покинутый чиновниками. В отличие от шахтеров 1977 года, требовавших лишь устранения конкретных недостатков, теперь толпа кричит «Долой Чаушеску!» и «Долой коммунистов!»

А в здании уездного комитета как раз все готово к празднованию завершения выборов, так что сцена получается как из классического памфлета о народной революции. Перед ворвавшимся во дворец простонародьем предстают столы, заставленные недоступной в обычных магазинах едой и выпивкой. Народ возмущается, берет боевые трофеи себе, но не забывает поделиться и с обездоленными собратьями. Из окон парткома собравшейся вокруг толпе бросают бананы и ананасы.

К этому моменту властям удалось мобилизовать милицию и контратаковать восставших. В Брашове не стреляли, силы безопасности шли на рабочих с дубинками и водометами. Этого было достаточно - тогда у протестующих еще не хватило духу противостоять милиции, и толпа быстро рассеялась. Продолжения волнений не последовало. Хотя еще один сигнал тревоги для властей прозвучал. Участников волнений, разумеется, исключали из партии и комсомола. И если на партийных собраниях все прошло нормально, то участники комсомольских остались неподвижными, когда им предложили голосовать за исключение. Структуры, призванные поддерживать режим, начали давать сбои.

Как и после выступления шахтеров, власти провели многочисленные аресты и депортировали наиболее активных участников в отдаленные от Брашова места. В отличие от 1977 г., события получили широкую огласку – скрывать информацию становилось все труднее, а, кроме того, Западу было больше незачем щадить Чаушеску. Так что европейские и американские СМИ подробно рассказывают о событиях и предрекают скорый конец тирании, а «Свободная Европа» и другие радиостанции доносят эти сведения и мнения до румынского народа.

Однако следующие два года румыны терпят и безмолвствуют. А Чаушеску продолжает жить грезами уходящей коммунистической эпохи. Всмотревшись в ее туманные дали, он спохватывается – как же, в самом деле, не правильно, что румынские коммунисты до сих пор не приняли мер по сближению города и деревни. Объявляется о планах осуществления программы сельской систематизации, согласно которой жители малых деревень должны быть переселены в агропромышленные центры, где в идеале им станут доступны городские удобства. Правитель отдает приказ осуществлять этот проект, не считаясь с тем, что ресурсы страны уже истощены его прежними авантюрами. Так что переселение крестьян сулит только минусы – гибель сотен деревень – при отсутствии плюсов – на обеспечение комфортного проживания в новых населенных пунктах средств нет.

Протесты против разрушения румынских сел достигают пика в 1989 г. Лишь очень немногие диссиденты осмеливаются выступить внутри страны, зато в Европе начинается масштабная кампания солидарности с румынским народом – тысяча малых населенных пунктов стран ЕЭС берет под символическое покровительство тысячу румынских деревень, взяв обязательство в меру возможностей их защищать от разрушения. Такая акция, в которую были вовлечены не только политики и журналисты, но и много простых людей, отчасти вывела Румынию из мрака забвения и, возможно, заложила основы ее будущего сближения с Европой.

В истории с систематизацией возник и еще один примечательный момент – эпицентр пропагандистской кампании находился не в Америке и не в Западной Европе, а ближе, в Венгрии. Там поднимается вал осуждений румынских властей за стремление в ходе систематизации ликвидировать области компактного проживания венгров в Трансильвании. Пресса и общественные деятели страны открыто критикуют Румынию, что нарушает установленные нормы отношений между странами коммунистического блока. Такое стало возможным потому, что облик самой Венгрии радикально менялся.

Кадар не только обеспечил своей стране более свободный экономический строй, но и поддерживал в рядах венгерской политической элиты обстановку непредставимой в других управляемых коммунистами странах терпимости и открытости. Так что когда будапештский «младший брат» понял, что при Горбачеве позволено очень многое, в Венгрии произошли такие вещи, о которых сторонникам реформ в коммунистических элитах других стран оставалось только мечтать.

В мае 1988 г. Кадар, ставший слишком консервативным для новых времен, был без потрясений, в рамках законных процедур смещен с поста генерального секретаря ЦК ВСРП. Сформированное в ноябре 1988 г. правительство Немета начало переход от социализма с элементами рынка к обычной рыночной экономике. К концу 1988 г. венгерские СМИ стали практически свободными, а противники коммунистической власти сформировали оппозиционные партии. К февралю 1989 г. борьба между умеренными и радикальными реформистами в ВСРП (людей, похожих по убеждениям на Чаушеску, в венгерской коммунистической верхушке не было вовсе) завершилась победой радикалов, в результате чего партия объявила о согласии на переход к политическому плюрализму и вскоре начала переговоры с оппозицией об организации свободных выборов. Побыв около года образцовыми горбачевцами, венгерские коммунисты двинулись за пределы программы «перестройки», к рынку и демократии западного образца. Торжественное перезахоронение 6 июля 1989 г. героя революции 1956 г. Имре Надя стало символическим расставанием Венгрии с коммунистической эпохой.

За Венгрией следовала Польша. Поворот Горбачева к либерализации позволил выйти из сложившейся после запрета «Солидарности» ситуации «холодной гражданской войны». В апреле 1989 г. достигается соглашение о легализации независимого профсоюза и проведении выборов по сложной схеме, отчасти напоминавшей компромиссы между аристократией и «третьим сословием» в Европе 18 – 19 веков. Часть мест, гарантировавшая большинство при принятии решений, закрепляется за коммунистами и их союзниками, но другая часть должна стать предметом свободного голосования. Наступает второй после августа 1980 г. звездный час «Солидарности» - на выборах 4 июня 1989 г. польские коммунисты терпят сокрушительное поражение.

В июле президентом избирают Ярузельского. Но, согласившись на это, взамен «Солидарность» настаивает на правительстве под ее руководством. Союзники ПОРП колеблются, так что сформировать подконтрольный коммунистам кабинет не получается. Наступает решающий момент. 22 августа лидер польских коммунистов Раковский задает Горбачеву вопрос о том, возможно ли, чтобы в стране коммунистического блока было некоммунистическое правительство. Горбачев разрешает. 24 августа 1989 г. формирование правительства Польши поручается представителю «Солидарности» Мазовецкому. 12 сентября новый кабинет министров утверждается парламентом. Польская революция через 9 лет после начала борьбы побеждает, а судьба коммунистического блока отныне предрешена.

Отказ СССР от вмешательства с целью сохранить власть польских коммунистов лишает румын важнейшего оправдания своей покорности. Свержение собственного деспота теперь не повлечет за собой «большего зла» в виде советского вторжения.

В начале 1989 г. попытку бросить вызов режиму предпринимают представители специфической группы населения страны, на которых карательным органам поднять руку все же труднее, чем на простых смертных. Буревестниками румынской революции становятся партийные пенсионеры.

В 1987 г. Силвиу Брукану 71 год. В сороковых он был главным редактором партийной газеты «Скынтейя» и задавал тон яростной пропаганде против некоммунистических политических сил Румынии. В 1966 г. Брукан вышел на пенсию, а 21 год спустя вернулся в политику, передав на Запад информацию о брашовском мятеже и выступив с критикой режима Чаушеску. Власти не решаются грубо обойтись с заслуженным коммунистом, так что Брукана даже отпускают в зарубежную поездку. В ноябре 1988 г. партийный оппозиционер встречается в Москве с Горбачевым и просит у него поддержки против Чаушеску. Советский правитель отвечает, что он бы приветствовал приход реформистов к власти в Румынии, но при этом следует сохранить власть коммунистической партии. Однако военного вмешательства не будет, потому что СССР отказался от такой практики. А без танков сберечь РКП не получилось.

10 марта 1989 г. появляется «Письмо шести», подписанное соответствующим количеством партийных ветеранов. Наиболее заметные фигуры среди них – Брукан, Пырвулеску, выступивший против Чаушеску на 12 съезде, Мэнеску, министр иностранных дел и творец независимой внешней политики Румынии в шестидесятые годы. Они требуют отказаться от реализации плана систематизации деревень, сделать экономический курс более гуманным, дать румынам гражданские свободы. В устах партийных ветеранов такое звучит экзотически, но времена меняются.

По приказу Чаушеску старичков сажают под домашний арест. Народ по-прежнему безмолвствует. А через месяц разражается новой бурей славословий в адрес руководства. Причем на этот раз за казенным оптимизмом робко проглядывает искренняя надежда на улучшение жизни.

12 апреля 1989 г. Чаушеску заявляет о завершении выплаты внешнего долга Румынии. Цель, ради которой румыны терпели жестокую нищету предыдущие семь лет, достигнута. Можно ожидать, что теперь как минимум появится колбаса в магазинах, а может быть, даже начнется либерализация. Но месяц проходит за месяцем, а не происходит ни того, ни другого.

Чаушеску тоже не может по-настоящему порадоваться своему достижению – слишком неправильным делается окружающий мир. Скрытая враждебность между Румынией и Венгрией перерастает в открытую перебранку на официальном уровне, в которой давняя национальная неприязнь умножается идеологическим противостоянием румынских сталинистов и венгерских либералов. В разгоревшемся споре у венгров есть сильные аргументы. В 1988 – 1989 гг. около 30 тыс. человек нелегально переходят из Румынии в Венгрию и стремятся поселиться там. Причем бегут не только трансильванские венгры, но и все больше румын.

В конце августа вождь румынских коммунистов делает заявление, поражающее до глубины души тех, кто помнит 1968 г. – требует принять меры для недопущения прихода к власти в Польше «Солидарности». Что он мог иметь ввиду – создать интернациональную агитбригаду и ездить уговаривать поляков мирно вернуться под власть коммунистов? А если не послушают? Тогда то самое, что румынскому лидеру так сильно не понравилось 21 год назад?

С весны 1989 г. Венгрия становится любимой страной не только для румынских беженцев, но и для туристов из ГДР. Венгерские власти демонтировали колючую проволоку на границе с Австрией, и восточные немцы начали через нее нелегально уходить на Запад. К началу сентября на венгерской территории скопилось много тысяч желающих бежать в ФРГ, так что надо было принимать решение – либо дать им уехать на легальных основаниях, либо снова ужесточать контроль на границе. После недолгих раздумий, 11 сентября 1989 г. правительство Немета разрешает гражданам ГДР отъезд на Запад через венгерскую территорию. Уже через несколько дней счет уезжающих идет на десятки тысяч.

А пока восточные немцы и румыны с разных сторон устремляются в Венгрию, лидеры стран советского блока слетаются в Восточный Берлин на последний в европейской истории коммунистический праздник. 7 октября, на торжествах по случаю 40-летия ГДР, в последний раз встречаются лидеры тоталитарных режимов Европы – Чаушеску, Хонеккер, Живков и Якеш. Через считанные недели все они будут лишены власти, а один из них – и жизни тоже.

В тот день на улицы восточногерманских городов выходят не только официальные, но и антиправительственные демонстрации. Их разгоняют, но в следующие дни протесты возобновляются. Через 11 дней после праздника между Хонеккером и его ближайшими соратниками состоялся трудный разговор. Премьер-министр ГДР Штоф говорит главе партии и государства: «Лучше вы уйдите в отставку, чем нам придется стрелять в народ». И Хонеккер уходит. В окружении Чаушеску людей, способных произнести такие слова, не было.

Под тяжелым впечатлением от ухода Хонеккера 25 октября Чаушеску проводит пленум ЦК РКП, на котором повторяются невнятные заклинания, что впервые появились во время формирования правительства Мазовецкого: «Нужно созвать совещание руководства социалистических стран, чтобы дать отпор антикоммунистам, стремящимся дестабилизировать положение».

Эти слова звучат как глас вопиющего в пустыне. Как раз в эти дни в Москве приняли Мазовецкого, а пресс-секретарь МИД СССР Герасимов придумал «доктрину Синатры», в соответствии с которой восточноевропейские страны могли, согласно строчке из песни американского певца, «идти своим путем».

А потом и вовсе уносятся ветром перемен, приобретающим силу бури. 9 ноября 1989 г. под натиском собирающей сотни тысяч демонстрантов восточногерманской оппозиции открывается свободное движение через Берлинскую стену и остальную межгерманскую границу.

10 ноября болгарские сторонники Горбачева снимают Живкова с поста генерального секретаря ЦК Болгарской коммунистической партии. Ненавистные реформисты теперь окружают Румынию со всех сторон.

А румыны, между тем, ждут. Телевидение и газеты постоянно напоминают о приближении «великого исторического события» - 20 ноября должен открыться 14-й съезд РКП. И румынам хочется верить, что он и в самом деле окажется историческим – Чаушеску или начнет менять политику, или уйдет. Такое предположение безумно. Правитель уже много раз повторил, что страна идет верным курсом, и никаких перемен не будет, но отказываться от надежды на перемены сверху и добиваться их самим слишком страшно.

Съезд проходит в подчеркнуто консервативно-коммунистической тональности – Чаушеску рассказывает о небывалых успехах социализма, делегаты прославляют правящую чету, взволнованные пионеры дарят Николае и Елене букеты цветов. Это можно увидеть по румынскому телевидению. Но многие румыны слушают зарубежные радиостанции, а они сообщают и кое-что другое.

Накануне съезда в Чехословакии создается оппозиционная организация – Гражданский форум. А 20 ноября, когда Чаушеску в Бухаресте произносит отчетный доклад, в Праге по призыву Гражданского форума на демонстрацию выходит 100 тыс. человек.

Чехословацкая «бархатная революция» идет параллельно с румынским партийным съездом. Пока румыны, сидя в своих все более холодных по мере приближения зимы квартирах, слушают славословия делегатов гениальным вождям, все новые десятки тысяч чехов присоединяются к антикоммунистической демонстрации. 23 ноября на Вацлавской площади собирается полмиллиона человек.

24 ноября 14-й съезд переизбирает Чаушеску генеральным секретарем РКП. Тот, решив добавить в коммунистическую патетику немного лирики, рассказывает с трибуны, что «даже солнце вышло из-за туч, чтобы мы видели, как прекрасен социализм». На очередной вопрос иностранного журналиста о возможности перемен, свежепереизбранный партийный вождь отвечает, «когда на тополе вырастут груши, а на раките фиалки» - румынский аналог свистящего на горе рака.

Между тем, сотни предприятий по всей Чехословакии заявляют о готовности присоединиться к забастовке с требованием отставки партийного руководства и отказа коммунистов от монополии на власть. Вечером 24 ноября 1989 г. руководство Коммунистической партии Чехословакии уходит в отставку, а правительство страны заявляет о готовности начать переговоры с Гражданским форумом. Последнему коммунистическому режиму в Центральной Европе приходит конец.

Впрочем, в разгар работы съезда, 23 ноября в Тимишоаре 300 рабочих объявляют забастовку, но решимости противостоять давлению администрации не хватает, так что они отказываются от намерения идти в город и вскоре сворачивают протест. А в последний день партийного съезда иностранный журналист высмотрел следующую забавную деталь. Когда при закрытии заиграли «Интернационал», старательно пели коммунистический гимн только Николае и Елена Чаушеску. Все остальные стояли молча.

И вот перед нами одно из самых удивительных событий румынской истории. Происшедшее с участием десятков тысяч человек, на глазах у миллионов, подарившее миру несколько хрестоматийных телевизионных картинок и описанное в сотнях книг. И при этом остающееся скрытым покровом множества тайн, окутанным пеленой домыслов и легенд. Почти как темные века румынской истории.

А ведь даже и без сопровождающего ее в странствиях по лабиринтам воспоминаний, научных публикаций и сенсаций желтой прессы сонма увлекательных загадок румынская антикоммунистическая революция была бы одним из самых драматичных событий в истории человечества. Немного можно найти других таких жестких разрывов постепенности, таких головокружительных падений из всеобъемлющего порядка в первозданный хаос, таких переходов человеческих душ от страха и апатии к энергии и решимости, такого контраста между оцепенением и лихорадочным движением, такого прорыва к свободе.

В результате, сами румыны не смогли до конца поверить в реальность произошедшего с ними. После 1989 г. они потратили массу сил на то, чтобы доказать, что свержение Чаушеску было не их рук делом, а является результатом акций иностранных спецслужб. В первые послереволюционные годы такая версия была страшной крамолой, в силу совпадения с мнением Чаушеску о причинах выступлений против его власти. Однако к нашему времени она стала мощной традицией, которую автор этих строк не вправе игнорировать, несмотря на невозможность убедительно доказать или опровергнуть большинство связанных с этим сюжетом утверждений.

Итак, 2 - 3 декабря 1989 г. генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачев и президент США Буш встречаются на кораблях, стоящих около Мальты. Восточноевропейская традиция любит рассматривать эти переговоры как антипод встречи Сталина, Рузвельта и Черчилля в Ялте. Хотя версия о том, что на Мальте был конкретно оговорен уход Советского Союза из Восточной Европы, в отсутствие документов остается недостоверной, ее сторонники в подтверждение своей правоты могут долго рассказывать о европейских событиях, сопровождавших встречу на кораблях.

Венгрия, ГДР, Чехословакия и Польша отменяют статьи конституции о руководящей роли коммунистических партий и начинают готовиться к проведению свободных выборов. В ГДР оппозиция собирает двухмиллионную демонстрацию, в последующие дни общественные активисты беспрепятственно занимают офисы восточногерманской службы госбезопасности. После успеха всеобщей забастовки 27 октября 1989 г. чехословацкие коммунисты уже не в силах оказать эффективное сопротивление требованиям Гражданского форума о создании до выборов переходной администрации, в которой ведущую роль будут играть демократы. Венгерские коммунисты вовсе уходят в историю, превратившись в социалистов, а польское правительство начинает переход к рыночной экономике.

По версии, получившей широкое хождение в Румынии, на Мальте давно не любивший Чаушеску СССР и окончательно разлюбившие его США сошлись во мнении, что сохранение у власти в занимающей важную позицию в Европе стране консервативно-коммунистического режима неприемлемо. 3 декабря на стол Чаушеску ложится донесение разведки о том, что две сверхдержавы договорились о совместных действиях по его свержению. Информацию вроде как слил некий советский функционер, из любви к ортодоксальным коммунистам. А может быть, Чаушеску таким образом в последний раз попросили уйти по-хорошему. Но вождь румынских коммунистов остался таким же, как в 1968 г. Ради идеалов он готов рисковать собой. И своей страной тоже.

4 декабря в Москве собирается Политический консультативный комитет ОВД. Его итоги – триумф Чаушеску. ПКК ОВД осуждает вторжение войск этого альянса в Чехословакию в 1968 г., подтверждая правоту румынской позиции того времени. Но, как и в 1968 г., Чаушеску снова одинок – тогда он один выступал против вторжения, теперь в одиночестве призывает «подумать, как действовать в отношении некоторых социалистических стран». К числу «некоторых» теперь могут быть отнесены все участники ОВД, кроме самих румын. В Москве представлены те же страны, что и в Восточном Берлине менее двух месяцев назад, а вот люди оттуда приехали другие. Когда Горбачев в ответ на призыв Чаушеску высказывается о лидерах, поплатившихся за то, что они вовремя не провели у себя реформы, поддержать последнего несгибаемого сталиниста некому.

Чтобы достойно выйти из положения, Чаушеску остается только дать понять, что он великодушно прощает Горбачеву его отступничество от коммунистической веры, пригласив советского лидера приехать к нему в гости поохотиться. Но наряду с другими упущенными шансами своей жизни и политической карьеры, последний советский правитель не использовал и возможность подстрелить медведя среди красивых карпатских елок.

Вместо Горбачева в Румынии появились «советские автотуристы». 9 декабря из СССР начали въезжать на «Жигулях» некие люди, говорившие по-румынски примитивно, «с бессарабским акцентом» и сообщавшие о себе, что они советские туристы, едущие на зимние каникулы в Болгарию или Югославию. В СССР тогда еще не был принят закон, позволивший рядовым гражданам без особых трудностей выезжать за рубеж, так что всякая индивидуальная поездка уже была событием подозрительным. А тут еще праздновать новый год ехали без женщин и без детей, исключительно нестарые мужчины крепкого телосложения. Похожие ребята чуть позже въехали из Венгрии. Только румынский у них был правильный – венгры подготовили спецподразделения из жителей Румынии, недавно перебежавших на их территорию. Советских диверсантов было порядка двухсот, венгерских – около пятидесяти.

Версия, или, если угодно, легенда о советских «автотуристах» и румынских перебежчиках в Венгрию – один из самых распространенных сюжетов революции 1989 г. Эти персонажи мелькают везде, где происходили важные события тех дней. Считается, что СССР и Венгрия решили растолкать румын. Отряды диверсантов должны были показывать пример протестов, чтобы, глядя на них, народ осмелел. Еще создавать поводы для горя и возмущения, пересиливающих страх – провоцировать власти на жестокие репрессии, а может быть и сами совершать зверства, которые можно будет выдать за дело рук защитников режима.

Хотя странно, что все имеющиеся свидетельства пришли только извне, а ни один из участников этих автопробегов так и не проболтался – и граждане Молдавии (из которых вроде бы создавались советские отряды) хранят обет молчания, данный давно не существующему СССР, и завербованные венграми румыны соблюдают обязательства перед чужой для них страной. Зато, знакомясь с этой версией событий декабря 1989 г. румыны имеют возможность прийти к привычному, в чем-то даже успокаивающему выводу – все произошло как обычно в их истории, хозяевами своей судьбы они, естественно, не были. За них все решили посланные обитателями геополитического Олимпа лихие парни на «Жигулях».

Среди бумаг, ложившихся на стол Чаушеску в последние дни перед свержением, самой тщательно прочитанной, судя по многочисленным пометкам, была речь кубинского лидера Кастро от 11 декабря, в которой он клеймил врагов и предателей, разрушающих социализм в Восточной Европе. Доклады службы госбезопасности о настроениях румын генсек давно бросил читать, считая, что гебисты ему врут, так как народ не может столь плохо относиться к своему великому вождю. А они ведь работали добросовестно, и одну попытку восстания в декабре 1989 г. сумели таки пресечь.

Группа инженеров и рабочих одного из предприятий в столице Западной Молдавии Яссах создала подпольную группу, название которой – Румынский народный фронт – свидетельствует о том, что их вдохновляли успехи действовавшего по ту сторону румынской границы, в двадцати километрах восточнее их города Народного фронта Молдавии. 14 декабря они попытались организовать демонстрацию на центральной площади Ясс. Организаторов Народного фронта схватили, площадь в назначенное время плотно контролировалась милицией, так что никакой возможности собрать демонстрацию не было. Госбезопасность рассудила правильно – случай серьезный, так как дело происходит на заводе, а восстание крупных трудовых коллективов наиболее опасно – и пресекла угрозу.

А на другом конце страны происходили события, о которых госбезопасность все прекрасно знала – их участники, в отличие от ясской оппозиции, не были конспираторами – но считала менее опасными. Потому что власти противостоял кальвинистский священник венгерской национальности – представитель религиозного и национального меньшинств, к которым румыны особого сочувствия никогда не питали.

Пастор Ласло Текеш выступал в защиту национальных прав трансильванских венгров вначале в румынском венгероязычном самиздате, потом в венгерских СМИ. Шедшая к демократии Венгрия обеспечила деятельности Текеша широкую огласку. 31 марта 1989 г. приказом лояльного властям трансильванского епископа пастор-диссидент лишается места в Тимишоаре и переводится в деревню Минеу. Текеш отказывается переезжать – по уставу кальвинистской церкви такие решения должны приниматься коллективным органом, а собрать его заседание властям так и удалось.

Известность, которую придают делу венгерские СМИ, мешает румынским властям действовать грубо и решительно, так что конфликт затягивается. Текеша лишают продовольственных карточек и отключают ему электричество. Прихожане носят священнику еду и свечи. Одного из прихожан в сентябре убивают, в квартире у Текеша разбивают стекла, но запугивание лишь укрепляет решимость. В конце концов, принимается судебное решение о выселении пастора, которое должно быть исполнено 15 декабря.

Многим румынам Тимишоара была известна не как место деятельности пастора Текеша, а как столица черного рынка страны. Значительная часть жителей этого приграничного многонационального города сумела выправить себе разрешения на поездки в Венгрию и Югославию. Оттуда они привозили дефицит, который перепродавали жителям остальной Румынии, собиравшимся на огромный тимишоарский толчок. Но Чаушеску всегда был суров со спекулянтами, так что 15 декабря последовали разгон рынка и запрет на поездки тимишоарцев за рубеж. Множество жителей города оказалось перед перспективой жизни на одну зарплату.

15 декабря 1989 г. прихожане пастора Текеша, в количестве 20 или 30 человек пришли и встали около его дома, чтобы воспрепятствовать депортации. Местные власти стараются уладить конфликт миром – приезжает мэр города, обещает, что выселения не будет, в квартире даже вставляют новые стекла. Но властям не верят, на следующий день пикет прихожан продолжает охранять жилище Текеша. Обстановку докладывают наверх, и Чаушеску приказывает отправить к дому Текеша рабочих, чтобы они разогнали прихожан. В Тимишоаре быстро мобилизуют 60 членов профсоюза, но, отдавая отчет в сомнительности исходящего сверху подстрекательства к насилию, велят им просто постоять рядом, надеясь, что пикетчики испугаются и разойдутся. Последнего не происходят, так что рабочие тупо проводят много часов на улице в ожидании неизвестно чего. И становятся зачинщиками революции.

Вместе с прихожанами они образуют толпу почти в 100 человек, а это уже привлекает внимание. Возможно, многие думают, что каком-нибудь из соседних магазинов выбросили дефицит. А мимо дома Текеша проходит много важных для города трамвайных маршрутов. Люди выходят, интересуются, узнают, что власти обижают венгерского священника. Начинается стихийный отбор революционеров – большинство полюбопытствовавших, конечно, идет дальше, но народу проходит уйма, так что готовых к протесту собирается все больше.

Мы знаем, что исторически румыны не питали симпатий к венграм, но сейчас ненависть к властям и в стране вообще, и в Тимишоаре, с ее разогнанной толкучкой, в частности, достигла такого накала, что всякий гонимый, даже венгр, вызывает живейшее сочувствие. Ближе к вечеру совершается еще один поступок, без которого восстания в Тимишоаре могло бы и не быть. Текеш обращается к толпе, собравшейся у него под окнами, по-венгерски. Но подавляющее большинство собравшихся - румыны, так что ему кричат, чтобы он говорил на румынском. Человека, всегда считавшего себя борцом именно за венгерское дело, что он и после революции подтвердил множеством непримиримых высказываний в адрес Румынии, такое требование, скорее всего, покоробило. Но что-то подсказало пастору, что если он откажет поднявшимся на его защиту румынам в общении на их языке, то окажется неправ и перед венграми, и перед румынами, и перед историей. Текеш переходит на румынский.

Толпа внизу убеждается, что гонимый властями венгр – свой человек, и начинает ощущать свое единство, а потом и силу. Демонстранты останавливают трамвай и превращают его в трибуну, откуда звучат призывы свергнуть Чаушеску и сделать «как в СССР». Появляется отряд милиции с дубинками, но собравшиеся не разбегаются. Толпа разбивает витрину ближайшего магазина, берет оттуда бутылки и забрасывает ими милиционеров. Те отступают, а опьяненные своей победой несколько сотен демонстрантов направляются к центру города. Уже ночью мятежники атакуют здание уездного комитета РКП, крупные силы милиции защищают его с помощью дубинок и водометов, народ отступает лишь после ожесточенной рукопашной, подпалив партийную резиденцию и побив в ней стекла.

Чаушеску приказывает ввести в мятежный город войска. Рано утром 17 ноября Текеша хватают и увозят в Минеу. Что касается ввода войск, то армейское командование по возможности саботирует распоряжение Чаушеску – ночью в город на несколько часов направляются 15 патрулей с легким вооружением. Но оно не может проигнорировать еще одну затею вождя. По распоряжению Чаушеску утром 17 декабря войсковая колонна проходит по центру Тимишоары торжественным маршем.

Страсти в Тимишоаре накалены до предела, так что румынская армия воспринимается как оккупанты, празднующие взятие вражеского города. Горожане кричат на солдат, потом нападают на них. C этого момента уже у нескольких тысяч тимишоарцев страх отступает перед яростью и воодушевлением. Толпы восставших атакуют уездный комитет партии и военную комендатуру города. Их не могут остановить не только дубинки и водометы, но даже срочно направленные для защиты государственных учреждений танки и БТР. Повстанцы блокируют их, разворачивая автобусы и троллейбусы поперек узких улиц центра, ослепляют, заливая маслом смотровые окошки, поджигают. Власти теряют контроль над ситуацией, толпы громят и грабят магазины. В то время как народ ведет себя смело и жестоко, силовики очень осторожны – они имеют приказ не открывать огонь, да и сами не горят желанием сражаться с народом.

Уже вечером на выручку боевым машинам, блокированным в центре города, были направлены еще пять танков. Но на окраине Тимишоары их ждали люди, ненависть которых к властям дошла до такой точки, что они готовы и на самопожертвование, и на жестокость. Троллейбусов и грузовиков под рукой нет, так что люди сами становятся поперек дороги, а в первый ряд заслона ставят детей. На танкистов это производит сильное впечатление – они не только останавливаются, но всячески демонстрируют миролюбие, открывают люки, пытаются поговорить с людьми. Толпа бросается в атаку, начинает поджигать танки, солдат хватают, избивают и прогоняют.

Чтобы отбить бронетехнику, командование направляет в район волнений боевую группу с приказом открывать огонь на поражение. Были убиты 10 человек. Еще 24 повстанцев застрелили в столкновениях в центре города. День закончился вничью – несмотря на многочисленные атаки, мятежники не смогли овладеть уездным комитетом партии, но и не были рассеяны – многие расходятся поспать, но часть на свое несчастье остается дежурить в центре города.

Чаушеску 17 ноября съездил посмотреть, как продвигается строительство нового правительственного комплекса. Тяжеловесная помпезная махина уже возвышается над столицей во всей красе, внутри полным ходом идут отделочные работы. Скоро можно будет справить новоселье. Но в том, состоится ли праздник, сомнения уже возникают. В своей правоте вождь румынских коммунистов, конечно, не сомневается, но в победе он не уверен. Уже вчера вечером армии дан приказ ввести в город крупные силы и стрелять в «хулиганов» без разговоров. Если бы он был выполнен, с мятежом уже давно бы покончили. Но волнения только разрастаются, потому что армия саботирует его решения.

А армии и в самом деле не за что любить правителя. Финансирование мизерное, офицеры живут в нищете, для солдат два года службы – сплошной тяжелый принудительный труд, то на стройках, то на сельхозработах. И, кроме того, если судьба решает, что человечество пора избавить от тирана, она лишает его разума. В 1988 г. Елена Чаушеску отдает два указания относительно армейской формы. Зашить карманы офицерских зимних шинелей – это чтобы офицеры не могли внезапно выхватить оттуда пистолет и пристрелить президента или первую леди. А летнюю форму сделать с длинными рукавами – потому что короткие неприличны.

Вечером Чаушеску созывает совещание, на котором требует навести порядок в Тимишоаре, чего бы это ни стоило, а в противном случае угрожает министру обороны расстрелом. Силовики явно не полны энтузиазма, министр внутренних дел робко пытается объяснить, что пока не введено чрезвычайное положение, юридические основания для использования армии отсутствуют. Тогда следует спектакль, который на протяжении истории человечества разыгрывали многие тираны.

Чаушеску впадает в лирическое настроение, вспоминает, как в 1945г. участвовал в атаке коммунистов на нынешнее здание ЦК РКП (которое так скоро станет целью нового штурма!), потом бросает своим слугам:

- Ищите себе другого генерального секретаря!

И направляется к выходу. Достаточно было просто промолчать, но куда там. Все присутствующие бросаются следом, убеждая лидера, что без него никак. Чаушеску на несколько минут застывает в задумчивости, потом произносит:

- Ну, хорошо.

Генсек сделал свой выбор – он выиграл дополнительные четыре дня власти и проиграл несколько дополнительных лет жизни.

Сразу после совещания, вечером 17 декабря армейские и милицейские патрули расстреливают оставшихся в центре Тимишоары демонстрантов. Гибнет 59 человек. Народу на улицах немного, но войска палят так, что в течение пары часов кажется, что идет ожесточенное сражение. Ночью и утром 18 декабря в Тимишоаре царит тиши

12.01Вильгельм Оранский. Последние годы жизни

12.01Вильгельм Оранский. Борьба за единство Нидерландов

09.01Вильгельм Оранский в 1567 - 1576 гг.

04.09Вильгельм Оранский. Вождь оппозиции

04.09Вильгельм Оранский. Начало политической деятельности