Людовик XVI Французский. Внутренняя политика

В последние годы правления Людовика XV так называемым триумвиратом были начаты наконец жизненно необходимые реформы, которые лишили власти старые верховные суды, т. е. парламенты, и этим положили конец их обструкционистской политике; стремились к более справедливой налоговой системе и начали экономическую фискальную политику. Но привилегированные, права которых этим были ограничены или поставлены под угрозу, развернули настоящую кампанию натравливания общественного мнения на министров-реформаторов и короля, который перед смертью окончательно стал «мало любимым», после того как прежде его прославляли как «сильно любимого».

Когда ненавистный король умер, все надежды обратились на добродушного, добродетельного, но неопытного, еще не достигшего 20-летия Людовика XVI. Общественное мнение ожидало новой политики, отставки правительства. Отправленный в отставку в 1770 г. Шуазель ждал своего часа, кроме того, на возвращение надеялись сосланные в провинцию, но все еще влиятельные члены парламентских советов, которые разжигали так много волнений. В этой ситуации молодому королю нужно было назначить надежное правительство, начать проводить новую внутреннюю и финансовую политику. Важнейшим этапом был выбор министров. Здесь вначале главная роль принадлежала «ментору» и государственному министру Морепа. Этот открытый веяниям времени, несмотря на свои 73 года, человек оказался мало пригодным и не расположенным жестко вести и координировать государственные дела своего короля и в тесном сотрудничестве с ним. Для этого он был слишком слабовольным и нерешительным, слишком тяжелым на подъем и склонным к интригам. Он выполнял неофициально работы, необходимые для системы премьер-министра ввиду неопытности и слабости короля в принятии решений, но за кулисами очень влиял на него, старался сохранить его доверие и не допустить, чтобы такие сильные личности, как Тюрго и, позднее, Неккер, приобрели слишком большую власть и даже пытался через некоторое время вытеснить их с должностей.

Несмотря на давление общественного мнения, при выборе своих министров Людовик не торопился. Здесь действовавшему на заднем плане Морепа отводилась решающая роль, даже если монарх не всегда был согласен с его предложениями и принимал не все. Сравнительно легко прошла отставка мало ценимого общественностью Эгийона, который в 1771 — 1774 гг. был министром иностранных дел и военным министром. В министерство иностранных дел пришел, как было сказано, Вергенн, а в военное министерство — граф дю Муй, сторонник иезуитов и друг юности дофина Людовика Фердинанда. Морское ведомство, но предложению Морена, получил его друг Тюрго, знаменитейший экономист-теоретик своего времени. Определенные трудности пришлось преодолеть «ментору», чтобы добиться у колеблющегося короля отставки очень способных, но ненавидимых политиков реформ Мопу (канцлер) и Терре (финансы). Особенно сложно было добиться отставки Мопу, поскольку он провел радикальную судебную реформу, отстранив прежние, блокировавшие все изменения парламенты, а Людовик, находясь под влиянием своего деда и «партии благочестивых», испытывал мало симпатий к старым, янсенистски настроенным парламентам.

Морена, который вместе с Тюрго подготавливал возвращение прежних парламентов, пришлось неделями упорно и настойчиво уговаривать молодого короля, прежде чем он добился отставки Мопу и Терре и передачи Мироменилю судебного ведомства, Тюрго — финансов и Сартену — морского. Таким образом, было создано правительства, весьма неоднородное, состоявшее прежде всего из Морепа, «слегка реформистского... друга легких путей», шуазелиста Миромеснила, близкого к старым парламентам, сторонника абсолютизма дю Муйя, ла Фрийера (придворный штат, внутренние дела) и Вергела, а также «философа» Тюрго. Этот неравновесный «кабинет», как подчеркивает Левер, «с самого начала был обречен на шатания», поскольку король был слишком молод, слишком неопытен и слишком нерешителен, чтобы такую команду держать в руках; Морепа не хватало для этого необходимой твердой воли.

В Париже сжигали или вешали соломенные чучела ненавистных министров финансов и юстиции Террея и Мопу, а короля и его новое правительство восторженно приветствовали. Рыночные торговки забросали 20-летнего короля цветами, а «просвещенное мнение» называло его «королем, пролагающим новые пути». Метра говорил о «всеобщем одобрении», а Вольтер — о «святой радости».

В обстановке этой популярности и рукоплесканий общественности, а также памятуя, что его деда и министров преследовали всеобщая ненависть, клевета и злоба, Людовик в вопросе о парламентах позволил себя переубедить.

Не только общественное мнение, но и министры Морера, Тюрго, Миромесниль и назначенный после смерти Ла Врийера министром придворного штата и внутренних дел де Ламуаньон выступали за восстановление прежних высших судов. Сартен присоединился к этим всеобщим требованиям, которые поддерживали Мария Антуанетта и младший брат короля Артуа. Кроме того, в Париже судебные писцы проводили демонстрации за возвращение. Молодой король, как подчеркивает Шлаппе, «считал свою личную популярность самой надежной гарантией функционирования королевства», но видел тесную связь этой популярности с судьбой парламентов, и он начал передумывать.

Наконец король решил вновь созвать старые парламенты. 12.11.1774 г. он объявил прежним парламентским советам: «Я вновь призываю вас на вашу службу... Будьте озабочены исключительно тем, чтобы выполнять свои задачи и соответствовать моим стараниям о благе моих подданных». После этого монарха сопровождала «непрерывная овация» во дворе правосудия и на улицах, и Мария Антуанетта сообщила своей матери, что «важное дело парламентских судебных палат наконец завершено».

Миролюбивый монарх, который хотел очистить отравленную ненавистью атмосферу 70-х г., уступил общественному мнению и своим министрам, включая великого Тюрго. Большинство историков едины во мнении, что возвращение старых парламентов было решающей ошибкой молодого монарха. Реставрация «негативной власти привилегированных» делала режим неспособным к каким-либо реформам, поскольку, по словам Метивье, парламенты, состоявшие из советов, которые защищали привилегии, «препятствовали любой серьезной попытке реформы социально-политических структур, любому усилию привести монархическое государство в соответствие с новыми экономическими и финансовыми условиями». Вместо того чтобы благодарить короля, парламентские советы вскоре по возвращению, следуя наущению герцога Орлеанского и принца Конти, опубликовали «манифест, направленный против королевской власти». Это означало, что завершенная Людовиком XV в 1770 г. борьба монархии не на жизнь, а на смерть против господства привилегированной касты судей началась вновь.

В области внутренней политики набожный и верный церкви король надеялся на реформу государства и монархии в смысле религиозного обновления, которой требовала часть духовенства. Для них 18 век — и не без оснований — был эпохой безнравственности, изнеженности, фривольности, беспринципности, непослушания, равнодушия, презрения к государству и авторитету, потому что отрешились от религиозной основы. Людовик мечтал о том, чтобы «спасти христианскую Францию, Францию маленьких людей и народа» . В этом смысле возрождение сакральной стороны королевства рассматривалось как необходимое, а добродетельный Людовик XVI — как «обновитель нравов» в стране. Поэтому он, невзирая на критику и сомнения, повелел провести свое помазание на правление в традиционной форме. Ему было прекрасно известно, что философы-просветители называли это слишком дорогим и не соответствующим духу времени, самым бесполезным и смешным из всех бесполезных расходов, «абсурдной церемонией». Его важнейший министр, просвещенный философ Тюрго, охотнее всего упразднил бы «сакральное», которое было дорого, и религиозное содержание его отрицалось значительной частью либертинских верхних слоев.

В то время как многие дворяне — участники коронации довольно равнодушно и небрежно выполняли предписанные им функции, Людовик XVI, согласно единодушному мнению современников, «с большой серьезностью отнесся» в этой «манифестации сакрального королевства». К удивлению высших слоев, религиозное представление произвело потрясающее впечатление на присутствовавший народ, который еще незадолго перед этим во время «мучной войны» был в настоящем возмущении. Крой изумленно сообщал: «...я никогда не видел подобного восторга». У всех текли счастливые слезы при виде монарха, «облеченного всем блеском королевства, на настоящем троне». Помазание и коронация рассматривались высшими слоями лишь как дорогостоящее представление прошедших времен, но они могли внести свой вклад в укрепление образа монархии в народе, настроения которого, как показывает история именно Людовика XVI, были крайне непостоянными и подверженными влияниям. Не случайно и революционеры впоследствии ввели театрализованные революционные праздники и соответствующий культ нации.

В духе программы религиозного обновления Людовик XVI возобновил также старинный ритуал возложения рук на золотушных больных, чтобы воздействовать как исцеляющий чудом король. Он делал это, полностью сознавая, что этот ритуал в просвещенных высших слоях считается не соответствующим времени проявлением «эпохи незнания, сегодня бесполезного» (Вольтер). В одеянии члена ордена Св. Духа отправился в парк напротив церкви аббатства Сен-Дени, где под жарким солнцем короля ожидали более 2400 больных золотухой, предварительно обследованных врачами. Из-за неприятного запаха и ужасного вида больных Людовику пришлось собрать все свои силы, чтобы выдержать ритуал. Крой, который следовал за ним и скептически наблюдал вблизи, пишет, что король «действительно дважды» касался каждого больного и говорил слова «Господь излечит тебя, король касается тебя» с выражением «исключительной доброты». Он передавал воспринятую благодать всеми силами и от всего сердца, в то время как больные подходили к нему с верой в ожидаемое исцеление.

Несмотря на глубокую религиозность, Людовик XVI проявлял довольно много терпимости к другим. Так, он назначил министрами Морепа и Тюрго, которые были близки к философам-просветителям. Он доверил протестанту-иностранцу Неккеру руководство финансами. При нем во Франции улучшилось положение протестантского меньшинства, хотя эдикт о терпимости относительно всех католиков появился только в 1787 г. Людовик последовательно отвергал все репрессивные меры, которых требовали католические фанатики, как показывают П. и П. Жиро де Курсак.

Философы и парламенты боролись против «деспотии» и «тирании», но, несмотря на все цензурные и штрафные постановления, время правления Людовика XVI было весьма либеральным и сравнительно терпимым, так что философы, журналисты и прочие враги режима могли открыто высказываться. За 15 лет правления «абсолютного» монарха ни один политический заключенный не был казнен. Для сравнения можно вспомнить, что только за полтора года Республики между 1792 и 1794 гг., несмотря на заявления о правах человека, введение народного суверенитета и провозглашение идеалов «свободы, равенства, братства», как показывают новейшие исследования, было казнено от 35 000 до 40 000 человек. То же относится и к терпимости. В период Революции после провозглашения свободы совести и терпимости на деле христианство подавлялось и преследовалось в крайне радикальной и жестокой форме. Идеалы и действительность могут иногда сильно не совпадать.

Важнейшей проблемой, к которой должен был обратиться король, была «переориентация в экономической и финансовой политике». Ее разработал генеральный контролер Тюрго, самый значительный экономический и социальный политик, которого имела Франция в 18 веке. Теоретику-интеллектуалу, поборнику индивидуальной свободы, защитнику частной собственности и политического и экономического либерализма, удалось убедить короля в правильности своих идей о направлении политического движения. Перед лицом безнадежной ситуации в государственных финансах он заявил королю: «Никакого банкротства, никакого повышения налогов, никаких займов». Вместо этого он предложил драконовские меры по экономии и лучшему использованию поступлений. Он добился прекращения власти откупщиков налогов и значительного снижения расходов двора. Он шел в авангарде всеобщей экономики и самому себе уменьшил жалование вдвое. Министру финансов удалось уже в 1785 г. получить дополнительные средства за счет собственной хозяйственной деятельности и уменьшить груз долгов. Но своей суровой политикой экономии он нажил себе много могучих врагов: прежде всего королеву, любившую роскошную жизнь и бесконечные праздники, других министров, чей бюджет был сокращен, финансистов, доход которых был ограничен; привилегированные сословия, боявшиеся за свои привилегии, и парламенты, в своих интересах упорно боровшиеся против любой реформы. Хотя министр стремился к «союзу между короной и народом против привилегированных», высшим судам удалось настроить против него народ из-за повышения цен на муку, вызванного плохим урожаем, и разрешением свободной продажи зерна. В то время как массы штурмовали мучные склады и грабили пекарни, король с трудом смог утихомирить 8000 демонстрантов речью с балкона Версальского дворца. Бери писал об этом: «готов признать, что король во время волнений в Версале проявил душевное мужество и хладнокровие, которых от него не ожидали...» Философы были весьма удивлены, что народ поднялся именно против просвещенного, человеколюбивого министра. Тюрго стал для масс козлом отпущения.

Тюрго настаивал на свободной торговле зерном и своей политике. Жак Неккер опубликовал работу, в которой резко критиковал политику Тюрго и его лично и объявлял себя «защитником угнетенных». Левер по этому поводу заметил: «Неккер не мог яснее выразить своего желания стать преемником Тюрго». Книга вызвала резкую полемику, но Тюрго, сохранив доверие и поддержку короля, смог энергичными мерами восстановить порядок.

Несмотря на всеобщее ожесточенное сопротивление, интриги и происки своих многочисленных противников, министр добился обнародования шести эдиктов, устранявших бесчисленные королевские дорожные барщины и заменявших их всеобщими налогами. Было отменено цеховое принуждение, введена свобода промышленности и т. д. Реформы приветствовалось широкими народными массами, но парламент, как обычно, был против. Судьи считали, что свобода промышленности ставит под угрозу доходы парламента, и рассматривали реформы как атаку на права дворянства и структуру общества. Несмотря на это, Тюрго удалось побудить короля, чтобы он как верховный судья и «абсолютный» монарх 12.3.1776 г. добился регистрации эдиктов. Но Людовик XVI не был человеком, способным устоять против длительного всеобщего давления и ураганного огня привилегированных, хотя Тюрго и предостерегал его: «Никогда не забывайте, что именно слабость привела Карла I под топор палача». Тюрго хотел закрепить религиозную терпимость, признать у протестантов гражданский брак, сделать государственными просвещение и больницы, облагать клир налогами без льгот, дать возможность крестьянам свободно покупать права землевладельцев и создать общинные, кантональные и провинциальные собрания. Все эти проекты лишь ускорили падение министра-идеалиста. Вайс по этому поводу справедливо замечает: «Те, кто хвалил начинания министра: рабочие, ремесленники и крестьяне, младший клир и «философы», не имели при дворе права голоса. Все, кто имел ранг и влияние, объединились, чтобы добиться от короля падения министра и внушить ему, что Тюрго нарушает права и угрожает общественному порядку». Наконец Людовик XVI отступил перед враждебной коалицией и уволил министра 12.5.1776 г. Морепа, которому бывший друг Тюрго казался теперь слишком могущественным, способствовал падению этого государственного деятеля, который не проявлял «гибкости» и «не мог понять, что кто-то смотрит на вещи иначе, чем он», как заметил Вери. Людовик с отставкой Тюрго потерял последний настоящий шанс для спасения старого режима.

Преемником стал незначительный, не слишком чистоплотный, пользовавшийся дурной славой Шуазель. Он постарался «разрушить дело Тюрго и примирить власть с суверенными судебными палатами». В конце концов он повернул все реформы назад. Шуазель умер уже 18.10.1776 г., оставив финансы в тяжелейшем состоянии.

На этот раз король доверил руководство финансами протестанту Неккеру, не дворянину, банкиру, разбогатевшему в Париже, дипломатическому представителю Республики Женева во Франции. Как протестант он не был назначен государственным министром и поэтому не мог принимать участия в заседаниях Государственного совета.

Неккер, крупный мужчина с толстым животом и обрюзгшим лицом, будучи «осторожным оппортунистом», прежде всего думал о своей хорошей репутации, «он больше любил свою славу, чем свои обязанности». Крайне старательный, уверенный в себе, высокомерный банкир с самим королем обращался снисходительно. Так как он вначале умело делал всем уступки, «он вскоре стал популярен, чтобы сохранить эту популярность, он профинансировал восторженно встреченное общественным мнением участие Франции в американской Войне за независимость не путем повышения налогов, а взяв большие кредиты. Мирабо восторженно писал: «Он вел войну без налогов, это бог!» Но эти кредиты для войны, которая стоила Франции от 1 до 1,3 млрд. ливров, толкнули монархию в финансовую пропасть. Можно сказать, что именно этот долг был существенной причиной гибели режима, потому что к старым долгам прибавились гигантские новые, удвоив их. Все большая часть государственных поступлений сразу же блокировалась для выплаты процентов. Этим, как отмечает Морино, «так основательно... было нарушено равновесие нормального бюджета», что больше не было надежды на решение финансовых проблем в рамках системы.

Поэтому восстановление кредита монархии Неккером в конечном счете было весьма популярным, но все же краткосрочным крайним средством, поскольку женевец в отличие от Тюрго не отважился провести сильного увеличения выплат в необходимые налоговые реформы с отменой привилегий. Все же он пытался увеличить поступления в бюджет принятием на себя управления королевской недвижимостью и различными пошлинами и выплатами. Кроме того, он стремился ограничить непомерные расходы двора. В этих целях он впервые во Франции обнародовал в 1781 г. государственный бюджет, который, впрочем, все равно содержал неправильные суммы. Настоящую сенсацию вызвало то, что Неккер представил здесь расходы на двор и раздаваемые им пени. Финансовый директор, проводя частичные реформы (выплаты землевладельцев, освобождение бедняков от налогов, улучшение тюрем), еще поднял свою популярность. Но образовалась могучая коалиция, которая добивалась теперь его падения. Она опять же состояла из королевы, принцев крови, других министров, включала Морепа, парламенты, представителей провинции и интендантов. Как часто случалось в 18 веке, появились бесчисленные пасквили, но большая часть общества находилась на этот раз на стороне «финансового героя», чьи отчеты определяли разговоры в городе и при дворе. Парламентские судебные палаты, роль которых Неккер хотел ограничить исключительно судебными приговорами, что он предлагал в секретной, но потом ставшей достоянием публики записке королю, заговорили о «преступных взглядах этого иностранца». Они отклонили также регистрацию указа, который, по предложению Неккера, устанавливал провинциальное собрание в Бурбоне.

Дело дошло до «настоящего мятежа», к которому, впрочем, король и его министр отнеслись сравнительно хладнокровно. Стремлению Неккера стать государственным министром мог помешать Морепа. Во всяком случае, король не устоял перед напором «коалиции привилегированных», и Неккер 19.5.1781 г. был отправлен в отставку. Его преемнику, генеральному контролеру Доли де Флери, предстояло искать выход из отчаянной ситуации с бюджетом. Он уже в 1781 г. ввел косвенные налоги, в 1782 г. — третью двадцатую часть и вновь наделал долгов. Кроме того, он попытался сократить придворные пенсии, а также военно-морской бюджет, что вызвало ярую ненависть придворных и соответствующих министров. После увольнения в отставку Флери 30.3.1783 г. его преемник Лефевр д’Ормессон вновь попытался взять дополнительные кредиты, однако уже в октябре того же года вынужден был капитулировать. По настоянию Марии Антуанетты Людовик XVI назначил интенданта Лилля, Калонна, новым генеральным контролером финансов. Он прежде всего попытался расположить к себе королеву и привилегированных многочисленными уступками. «Министр финансов», которому удалось взятием новых кредитов поддерживать выдачи в государственной кассе, обеспечил значительные средства для выплаты королевой придворным пенсий, для покупки новых замков и для общественных работ (строительство каналов, гаваней, городов). Первые три года его пребывания на должности благодаря заключению торговых соглашений и притоку иностранного капитала были периодом подъема торговли и экономического благополучия. С социально-политической точки зрения, это был период «аристократической реакции». Дворяне — землевладельцы и судейские, поддерживаемые королевой, требовали все больше выплат уже устаревших сборов и занимали все больше высших должностей в государстве и церкви, Так как Людовик XVI допускал это и в какой-то степени даже поощрял, то, несмотря на свой личный безупречный стиль жизни и бюргерские повадки, все однозначнее становился королем 500 000 привилегированных. И именно эти привилегированные усложняли ему жизнь, постоянно блокируя все необходимые реформы, которые еще могли спасти «абсолютную» монархию.

Когда Калонн в 1786 г. не мог больше получать кредитов, ему пришлось резко изменить курс, так как дефицит достиг 100 млн. ливров, а выплата процентов по займам составляла ежегодно 50% расходов. Более 2/3 долгов приходилось на короткое время правления Людовика XVI. Если Калонн не хотел объявить государство банкротом, ему оставалось только провести решительную налоговую реформу с уничтожением привилегий. Так как Калонн знал позицию парламентов, он хотел их обойти и добился в 1787 г. созыва собрания в основном дворянских представителей, которые, однако, отклонили решительные проекты министра финансов, ибо не хотели отказываться от своих привилегий. Когда загнанный в угол политик обратился к общественности, ярость привилегированных, двора и королевы опять обратились на генерального контролера; король вновь капитулировал и 9.4.1787 г. отправил в отставку Калонна. После непродолжительного переходного управления руководство финансами взял на себя 70-летний архиепископ Ломени де Бриен, честолюбивый, просвещенный, свободомыслящий дворянин. Король лично представил эдикты о реформах для регистрации парламенту. Сразу же запротестовал герцог Орлеанский, будущий Филипп-Эгалите, и герцоги, парламентские советы стали чинить препятствия и, наконец, отклонили эти документы. Людовик XVI был вне себя от ярости. Левер пишет по этому поводу: «Людовик XVI был потрясен: он, который верил в единодушную любовь «своего доброго народа», увидел монстра, нацию, которой правила неуловимая фурия: общественное мнение». Король, убежденный в положенной ему как «абсолютному» монарху роли верховного судьи и господина страны, провел 6.8.1787 г. «Lit de justice», чтобы добиться регистрации. Хотя парламент блокировал реформаторские законы в конечном счете только в интересах привилегированных, но он мог мобилизовать массы Парижа против короля. Когда этот верховный суд 7.8 отказался от навязываемой регистрации перед огромной восторженной толпой и потребовал созыва Генеральных штатов, разъяренный король, по совету Бриенна, 14.8.1787 г. отправил парламентские советы в ссылку в Тройе. Теперь парламенты подогревали население, парижские юристы, опасавшиеся за свои законы, агитировали, а памфлетисты и карикатуристы яростно нападали на короля. Дело дошло до планомерно разжигаемых волнений по всей стране.

Ослабленный болезнью Людовик XVI не препятствовал Бриенну, внезапно вновь созвавшему парламент. Министр финансов, повышенный в звании до «главного министра», пытался теперь избежать банкротства путем экономии при дворе и новых займов. Хотя он предварительно обработал судей и даже пообещал взятки, они отклонили и регистрацию кредитов. Когда Людовик XVI приказал провести регистрацию, суд объявил решение короля недействительным. Поддерживаемый общественным мнением, парламент продолжал свою борьбу за власть, в то время как король страдал от различных болезней, расстройств и не мог больше справляться с событиями. Его все еще демонстрировавшаяся энергия, воодушевление и оптимизм — все это разбилось вдребезги, как показывает Шаппе. С этого момента «он все еще управлял, не управляя в действительности». Людовик был разочарован, смирен, полон горечи, ситуация казалась безвыходной. Для союза между королем и народом против привилегированных, к которому стремился Тюрго, было слишком поздно. Кроме того, эта мысль была чужда консервативному монарху, убежденному в необходимости сохранения традиционного сословного общества. Министры пытались новыми эдиктами существенно ограничить власть парламентов, которые в ответ раздували «бурю негодования в стране», как подчеркивает Вайсе, и даже с помощью «оплаченных ими памфлетистов» призывали войну. Породненное с судейским дворянством военное дворянство и высший клир присоединились к этой «аристократической революции». В этом отчаянном положении Людовик XVI уступил общественному мнению и впервые после 1614 г. созвал Генеральные штаты на 1.5.1789 г. Бриенн, не видя выхода, объявил государственное банкротство. Еще раз вернулся Неккер, в то время как соломенное чучело Бриенна было сожжено на костре. Как сообщает Неккер, полностью уничтоженный король сказал ему: «Ах, мсье, уже несколько лет мне не выпадало ни мгновения счастья!» Генеральный директор финансов уже 27.8 был назначен государственным министром. Благодаря своим связям с протестантскими банками в Европе он смог еще раз раздобыть 82 млн. ливров на короткий срок. Женевец подчинился парламенту. Итак, Людовик XVI капитулировал перед привилегированными по всем статьям и практически зависел от решений Генеральных штатов. Его снисходительность и слабость по отношению к привилегированным привели к тому, что он утратил значительную часть своей власти как «абсолютный» монарх.

12.01Вильгельм Оранский. Последние годы жизни

12.01Вильгельм Оранский. Борьба за единство Нидерландов

09.01Вильгельм Оранский в 1567 - 1576 гг.

04.09Вильгельм Оранский. Вождь оппозиции

04.09Вильгельм Оранский. Начало политической деятельности