3-я Пуническая война. Осада и взятие Карфагена

Карфаген был сильной крепостью по своему географическому положению и благодаря искусству своих жителей; последним не раз приходилось рассчитывать на прочность своих городских стен. В обширном Тунисском заливе, ограниченном с запада мысом Фарина, с востока — мысом Бон, выступает с запада на восток узкая полоса земли, омываемая с трех сторон морем и лишь с западной стороны примыкающая к материку. Эта полоса в самой узкой своей части еле достигает половины немецкой мили, в общем она представляет собой ровную поверхность; в направлении к заливу она расширяется и заканчивается здесь двумя возвышенностями — Джебель-Хави и Сиди-бу-Саид, между которыми лежит равнина Эль-Мерса. В южной ее части, заканчивающейся возвышенностью Сиди-бу-Саид, был расположен город Карфаген. Довольно крутые склоны этой возвышенности, а также множество скал и отмелей служили естественным укреплением города со стороны залива. Здесь для защиты его достаточно было простой стены. С западной же стороны, т. е. со стороны материка, где условия местности не защищали города, для укрепления его было использовано вес, что было известно тогдашнему фортификационному искусству. Эти укрепления, как свидетельствуют недавно открытые остатки их, совпадающие с описанием Полибия, состояли из наружной стены толщиной в 6,5 футов и огромных казематов сзади стены, вероятно, на всем се протяжении. Казематы отделялись от наружной стены крытым проходом шириной в 6 футов и имели в глубину 14 футов, не считая двух стен, передней и задней, шириной каждая не менее 3 футов. Этот громадный вал, сложенный целиком из огромных глыб, возвышался двумя ярусами до 45 футов, не считая зубцов и мощных четырехъярусных башен. В нижнем ярусе казематов находились стойла для 300 слонов и запасы корма для них, а в верхнем — конюшни, склады и казармы.

Холм, на котором стояла крепость, назывался Бирса (на сирийском языке birtha значит крепость). Это довольно большая скала высотой в 188 футов; она имела у своей подошвы 1 000 двойных шагов в окружности и примыкала к южной оконечности городской стены, подобно тому как в Риме Капитолийская скала примыкала к городской стене. На верхней площадке находился обширный храм бога-целителя; к нему вели 60 ступеней. Южная сторона города омывалась в юго-западном направлении мелководным рукавом Тунисского залива. Рукав почти полностью отделялся от залива узкой и низменной косой, выдававшейся от карфагенского полуострова к югу. В юго-восточном направлении южная сторона города омывалась водами самого залива. Здесь находилась двойная искусственная гавань города. Наружная, или торговая, гавань имела форму продолговатого четырехугольника, обращенного узкой стороной к морю; от входа в нее, шириной всего в 70 футов, тянулись по обеим сторонам широкие набережные. Внутренняя, или военная, гавань круглой формы называлась Кофон. Посреди нее находился остров, на котором помещалось адмиралтейство; вход в эту гавань вел из внешней гавани. Между обеими гаванями тянулась городская стена. От Бирсы она делала поворот на восток. Коса, выдававшаяся в залив, и торговая гавань оставались вне ее, а военная гавань оказывалась внутри нее; поэтому надо думать, что вход в эту гавань мог запираться, как ворота. Близ военной гавани находилась рыночная площадь. Три узкие улицы соединяли ее с крепостью, открытой со стороны города. К северу от города, вне его, находилась теперешняя Эль-Мерса, называвшаяся тогда Магалией,— довольно обширное предместье, уже тогда изобиловавшее дачами и хорошо орошаемыми садами; оно было обнесено особым взлом, примыкавшим к главной городской стене. На противоположной оконечности полуострова, Джебель-Хави, у теперешнего селения Камарт, находилось кладбище. Эти три составные части города — старый город, предместье и кладбище — занимали всю ширину полуострова на стороне, обращенной к заливу. Доступ к ним был возможен лишь по двум большим дорогам, ведшим в Утику и Тунис по узкой косе; последняя не была загорожена стеной, однако представляла наилучшие местные условия для армии, группирующейся под защитой города или выходящей на его защиту. Трудная задача овладеть столь хорошо укрепленным городом осложнялась еще тем, что сам город и его владения, все еще насчитывавшие 800 поселений и находившиеся большей частью во власти партии эмигрантов, располагали значительными ресурсами; к этому присоединялись враждовавшие с Массиниссой свободные и полусвободные ливийские племена. Таким образом карфагеняне имели возможность не ограничиваться обороной города, а выставить в поле многочисленную армию. Ввиду крайнего ожесточения, царившего в армии карфагенских эмигрантов, и высоких качеств легкой нумидийской конницы с этой армией нельзя было не считаться.

Итак, консулам предстояла далеко не легкая задача, когда им пришлось начать по всем правилам осаду. Марк Манилий, командовавший сухопутными войсками, стал лагерем против стен крепости, а Луций Цензорин подошел со своим флотом со стороны залива и приступил к военным действиям на земляной косе. Карфагенская армия под начальством Гасдрубала расположилась на другом берегу залива, у крепости Неферис. Отсюда она затрудняла работу римских солдат, посланных рубить лес для постройки осадных орудий. Много людей перебил у римлян искусный начальник карфагенской конницы Гимилькон Фамея. Тем временем Цензорин построил на земляной косе два больших тарана. С их помощью римляне проломали здесь брешь в самом слабом месте городской стены, но приступ пришлось отложить, так как уже наступил вечер. Ночью осажденным удалось заделать большую часть бреши и при вылазке так испортить римские машины, что на другой день они уже не действовали. Римляне все же отважились пойти на приступ: но брешь, а также примыкавшие к ней отрезки стены и расположенные поблизости дома оказались сильно защищенными — здесь было много бойцов. Римляне продвигались крайне неосторожно и были отражены с большими для них потерями. Они потерпели бы еще более тяжелое поражение, если бы не предусмотрительность военного трибуна Сципиона Эмилиана. Предвидя исход безрассудно смелого предприятия, последний удержал своих воинов под стенами города и с помощью их прикрыл отступление римлян. Попытка Манилия взять неприступные стены крепости закончилась еще меньшим успехом. Таким образом, осада затянулась. Болезни, распространившиеся в лагере римлян в результате летнего зноя, отъезд Цензорина, самого способного из римских военачальников, недовольство и бездействие Массиниссы (он, конечно, не мог радоваться тому, что римляне собирались захватить добычу, на которую он сам рассчитывал), наконец, смерть этого девяностолетнего царя, последовавшая в конце 149 г.,— все это заставило римлян совершенно прекратить наступательные операции. Им стоило достаточно труда и хлопот защищать флот от карфагенских брандеров, охранять лагерь от ночных нападений и доставлять продовольствие и фураж. Для этой последней цели они построили в гавани форт и предпринимали экспедиции в окрестности. Оба похода против армии Гасдрубала не увенчались успехом; первый поход едва не кончился полным разгромом вследствие плохого руководства и неблагоприятных условий местности.

Эта война протекала бесславно для полководцев и всей римской армии в целом, но зато блестящи были заслуги военного трибуна Сципиона Эмилиана. Во время ночного нападения врагов на римский лагерь Сципион с несколькими эскадронами конницы атаковал неприятеля с тыла и принудил его к отступлению. Во время первого похода на Неферис, когда римское войско переправилось вопреки его советам через реку и подверглось опасности полного уничтожения. Сципион отважно атаковал врага с фланга и, таким образом, дал римлянам возможность отступить; его мужество и геройское самопожертвование спасли римский отряд, который уже считали погибшим. Прочие римские военачальники, и особенно сам консул, отпугивали своим вероломством те города и тех партийных вождей, которые готовы были идти на соглашение с Римом; но Сципиону удалось переманить на сторону римлян одного из самых даровитых из этих вождей, Гимилькона Фамею, с 2 200 всадниками. Сципион выполнил завещание Массиниссы о разделе его царства между тремя его сыновыми — Миципсой, Гулуссой и Мастанабалом. После этого Сципион привлек в ряды римлян Гулуссу, искусного предводителя конницы, достойного продолжателя своего отца в этом деле. Таким образом был восполнен сильно ощущавшийся в римском войске недостаток кавалерии. Тонкое и в то же время простое обхождение Сципиона напоминало скорее его родного отца, чем того, чье имя он носил, и побеждало даже завистников; имя Сципиона было у всех на устах в лагере и в столице. Даже Катон, отнюдь не щедрый на похвалы, за несколько месяцев до смерти (он умер в конце 149 г., не дожив до исполнения своего заветного желания — разрушения Карфагена) применил к молодому воину и его бездарным соратникам гомеровский стих: «Он один — человек, остальные — блуждающие тени».

Между тем наступил конец года и вместе с ним смена главного командования. Консул Луций Пизон, явившийся в армию с большим опозданием (148 г. до н.э.), принял начальство над сухопутной армией, а Луций Манцин стал во главе флота. Но если их предшественники добились немногого, то при новых военачальниках дело совершенно не двигалось вперед. Вместо того, чтобы осаждать Карфаген или выступить против армии Гасдрубала, Пизон производил нападения на мелкие приморские финикийские города — большей частью тоже безуспешно. Так, например, город Клупея отразил его нападение; осада Гиппона Диаррита длилась все лето; осажденные два раза сжигали осадные машины римлян, и последние в конце концов позорно отступили. Город Неаполь, правда, был взят, но разграбление его в нарушение данного слова не могло содействовать дальнейшим успехам римского оружия. Карфагеняне воспрянули духом. Нумидийский шейх Вифий с 800 всадников перешел на их сторону. Послы карфагенян пытались завязать сношения также с царями Нумидии и Мавретании и даже с македонским лже-Филиппом. Пожалуй, не столько военные действия римлян, сколько внутренние раздоры среди самих карфагенян помешали тому, чтобы их дела приняли еще более благоприятный оборот. Так, эмигрант Гасдрубал возбудил недоверие к другому Гасдрубалу, бывшему военачальником в городе; поводом для подозрений послужило родство последнего с Массиниссой, и он был убит в здании городского совета.

Чтобы создать перелом в тревожном положении дел в Африке, Рим решил прибегнуть к чрезвычайной мере — назначить главнокомандующим единственного человека, стяжавшего славу на поле сражений в Ливии и носившего имя, которое как бы предопределяло его для этой войны. Решено было вместо должности эдила, которой Сципион добивался в это время, предоставить ему консулат до установленного срока, устранив законы, запрещавшие это, и вместе с тем специальным постановлением поручить ему ведение войны в Африке, Сципион прибыл в Утику (147 г. до н.э.) в очень важный момент. Римский адмирал Манцин, на которого Пизон возложил номинальное продолжение осады, занял крутую скалу, отдаленную от города и почти не защищаемую; она находилась на малодоступной стороне предместья Магалии. Здесь Манцин сосредоточил почти весь свой немногочисленный отрад, надеясь, что ему удастся проникнуть отсюда в предместье. Действительно, нападающие уже проникли было в ворота, и весь лагерный сброд массами устремился в Магалию в надежде на добычу. Но карфагеняне оттеснили врага к скале, где римляне очутились в крайней опасности, так как не имели продовольствия и были почти совершенно отрезаны. Такое положение застал Сципион. Он немедленно посадил на корабли прибывшие с ним войска и ополчение города Утики и отправил их к угрожаемому пункту. Им удалось спасти находившийся там отряд и удержать за собой скалу. Устранив, таким образом, ближайшую опасность, новый главнокомандующий отправился в лагерь Пизона, чтобы принять начальство над войском и повести его обратно к Карфагену. Но Гасдрубал и Вифий, воспользовавшись его отсутствием, передвинули свой лагерь к самому городу и возобновили нападение на римский отряд, стоявший на скале у Магалии. Однако и на этот раз Сципион вовремя прибыл на помощь с авангардом своих главных сил. После этого римляне возобновили осаду и вели ее упорнее прежнего. Сципион прежде всего очистил лагерь от большого обоза и от маркитантов и снова ввел строгую дисциплину. Скоро оживились и военные действия. Римляне ночью пошли приступом на предместье. Придвинув к стене осадную башню одинаковой высоты с зубцами стены, они перебрались на стену и отворили небольшую калитку, через которую устремилось все римское войско. Карфагеняне сдали предместье и лагерь у городских ворот и поручили Гасдрубалу главное начальство над городским гарнизоном, состоявшим из 30 000 человек. Новый комендант проявил спою энергию прежде всего в том, что приказал вывести на стены всех взятых в плен римских солдат, подвергнуть их жестоким истязаниям и затем сбросить вниз на глазах у осаждающей армии. Когда этот поступок вызвал порицания, введен был террор и против карфагенских граждан.

Сципион, заперев осажденных внутри города, старался совершенно отрезать его от сообщения с внешним миром. Свою главную квартиру он расположил на перешейке, соединяющем карфагенский полуостров с материком. Здесь, несмотря на неоднократные попытки карфагенян помешать его предприятию, он построил большой укрепленный лагерь во всю ширину перешейка, совершенно отрезавший город со стороны материка. Но в гавань все еще приходили суда с продовольствием: ладьи отважных купцов устремлялись сюда в погоне за прибылью, корабли Вифия пользовались каждым попутным ветром, чтобы доставлять в Карфаген продовольствие из города Нефериса, находившегося на берегу Тунисского залива. Поэтому хотя городское население уже терпело нужду, гарнизон получал еше достаточное снабжение. Тогда Сципион решил соорудить между земляной косой и берегом залива каменную плотину шириной в 96 футов и, таким образом, запереть вход в гавань. Это мероприятие сначала вызвало насмешки карфагенян, считавших его неосуществимым. Но когда постройка плотины подошла к концу, для города, казалось, не было больше спасения. Но одна неожиданность уравновесила другую. Пока римские рабочие строили плотину, в карфагенской гавани в течение двух месяцев днем и ночью велись какие-то работы, причем в такой тайне, что даже перебежчики не могли сказать, что замышляют осажденные. Когда римляне закончили плотину, запиравшую вход в гавань, внезапно из той же гавани вышли в залив 50 карфагенских трехпалубных кораблей и мелкие суда и лодки. Оказалось, что пока римляне загораживали старый вход в гавань с южной стороны, карфагеняне прорыли канал в восточном направлении и таким образом создали себе новый выход; его невозможно было запереть, так как в этом месте море слишком глубоко. Если бы карфагеняне вместо вывода своего флота для парада немедленно и со всей энергией напали на римские корабли, совершенно неподготовленные — с кораблей отчасти были сняты снасти,— римский флот был бы полностью уничтожен. Но они напали на римлян лишь через три дня, когда враг встретил их в полной боевой готовности. Сражение кончилось вничью; но на обратном пути карфагенские корабли сгрудились в узком проходе у входа, благодаря чему флоту были причинены повреждения, равносильные поражению. Тогда Сципион повел наступление на внешнюю набережную; она находилась вне городских стен и была слабо защищена только земляным валом, возведенным недавно. Поставив осадные машины на земляной косе, римляне без труда пробили в валу брешь. Но карфагеняне, перейдя вброд мелководный рукав залива, с беспримерным мужеством напали на осадные орудия и прогнали обслуживавших их солдат. Римляне отступали в такой панике, что Сципиону пришлось двинуть против бежавших свою конницу. Осадные орудия римлян были разрушены, карфагеняне выиграли, таким образом, время и успели заделать брешь. Однако Сципион восстановил свои машины и снарядами поджег деревянные башни противника. В результате римляне овладели набережной, а вместе с нею и наружной гаванью. Здесь они соорудили вал, равный по высоте городской стене. Таким образом, город оказался, наконец, совершенно запертым как со стороны, суши, так и со стороны моря, так как во внутреннюю гавань можно было проникнуть только через наружную. Чтобы полностью обеспечить блокаду, Сципион приказал Гаю Лелию атаковать лагерь под Неферисом, находившийся теперь под командой Диогена. С помощью удачной военной хитрости лагерь был взят и множество людей, находившихся в нем, было частью перебито, частью захвачено в плен. Между тем наступила зима, и Сципион прекратил военные действия, предоставив голоду и болезням довершить начатое им.

Роковые результаты разрушительной работы бичей господних сказались весной 146 г., когда римская армия предприняла решительный штурм города. Пока шла зима, Гасдрубал по-прежнему лишь хвастал и пировал. Теперь он приказал поджечь наружную гавань и приготовился отразить ожидаемое нападение на Кофон. Но Лелию удалось несколько выше перебраться через стену, почти не защищаемую ослабевшим от голода гарнизоном, и, таким образом, проникнуть во внутреннюю гавань. Город был взят, но борьба далеко еще не окончилась. Римляне овладели рынком, примыкавшим к малой гавани, и стали медленно продвигаться по трем узким улицам, соединявшим рыночную площадь с крепостью. Им приходилось штурмом брать один за другим громадные дома, достигавшие высоты 6 этажей. По крышам или по балкам, перекинутым через улицы, солдаты переходили из одного здания-крепости в другое, соседнее, или стоявшее на другой стороне улицы и убивали всех, кто попадался им под руку. Так прошло шесть дней. Это были ужасные дни для жителей города, но и римлянам пришлось преодолеть немало трудностей и опасностей. Наконец, римляне добрались до крутой скалы крепости, в которой укрылся Гасдрубал с остатками своей армии. Чтобы расширить подступы к крепости, Сципион приказал поджечь взятые с боя улицы и дома и очистить улицы от мусора. При этом погибло множество небоеспособного населения, укрывшегося в домах. Тогда, наконец, последние карфагеняне, скучившиеся в крепости, стали просить о пощаде. Им было обещано лишь сохранить жизнь; перед победителем предстали 30 000 мужчин и 25 000 женщин, это не составляло и десятой доли прежнего населения города. Только 900 римских перебежчиков и Гасдрубал с женой и двумя детьми укрылись в храме бога-целителя: для дезертиров и для палача римских пленных не могло быть пощады. Но когда самые решительные из них, изнемогал от голода, подожгли храм, у Гасдрубала не хватило мужества взглянуть смерти в лицо; он один выбежал из храма и на коленях молил победителя пощадить его жизнь. Ему была дарована эта милость. Жена Гасдрубала стояла со своими детьми среди других на крыше храма; когда она увидела Гасдрубала у ног Сципиона, ее гордое сердце возмутилось при виде унижения погибающей родины; язвительно посоветовав супругу беречь свою жизнь, она столкнула в огонь своих сыновей, а затем сама бросилась в пламя.

Борьба была кончена. В лагере и в Риме царило безграничное ликование; лишь благороднейшие из римлян втайне стыдились этого нового великого подвига. Пленники большей частью были проданы в рабство, некоторые погибли в тюрьме. Самые знатные — Вифий в Гасдрубал — были в качестве государственных пленников интернированы в Италии, где обрашение с ними было сносное. Все движимое имущество, за исключением золота, серебра и даров, пожертвованных в храмы, было отдано на разграбление солдатам. Из сокровищ храма сицилийским городам была возвращена добыча, вывезенная в Карфаген во время его могущества. Например, жители Акраганта получили обратно медного быка тирана Фаларида. Остальное досталось римскому государству.

Однако, большая часть города была еще цела. По-видимому, Сципион хотел сохранить ее; по крайней мере он отправил сенату по этому поводу специальный запрос. Сципион Назика снова пытался отстоять требования разума и чести. Но все было напрасно. Сенат приказал главнокомандующему сравнять с землей город Карфаген, предместье Магалию и все города, до последней минуты стоявшие на стороне Карфагена; чтобы положить конец даже юридическому существованию города, сенат распорядился пройти плугом по всей занимаемой им территории и предать это место вечному проклятью, дабы на нем никогда не появились ни дома, ни пашни. Приказ был выполнен. Семнадцать дней пылали развалины. Недавно открытые остатки карфагенской стены оказались заваленными слоем пепла толщиной в 4—5 футов; в этом слое были найдены обуглившиеся куски дерева, обломки железа и метательные ядра. На месте, где в течение полутысячелетия работали и торговали трудолюбивые финикияне, римские рабы стали теперь пасти стада своих далеких господ. Дарования Сципиона влекли его к более благородному призванию, а не к роли палача; он с содроганием смотрел на дело своих рук. Вместо победного ликования в душе победителя росло предчувствие, что за таким злодеянием неизбежно должно последовать возмездие.

Римлянам оставалось теперь организовать управление страной. Прежний обычай — передавать завоеванные заморские страны во владение союзникам — больше не был в ходу. Миципса и его братья сохранили в основном свои прежние владения с добавлением земель по Баграду и в Эмпории, отобранных ими у Карфагена. Издавна лелеянная ими мечта сделать Карфаген своей столицей рушилась теперь навсегда. Зато сенат подарил им карфагенские библиотеки. Карфагенская территория, принадлежавшая городу в момент его падения, т. е. узкая полоса земли на африканском берегу против Сицилии от реки Туски (Вади-Сайне напротив острова Галиты) до Тен (напротив острова Керкены), стала римской провинцией. Дальше в глубь материка Массинисса постоянно захватывал части карфагенской территории, и его наследникам уже принадлежали Булла, Зама и Вакка; за нумидийцами осталось то, чем они уже владели. Однако тщательное установление границы между римской провинцией и окружавшим ее с трех сторон Нумидийским царством свидетельствовало о том, что римляне ни в коем случае не потерпят в своих владениях того, что они допускали по отношению к Карфагену. Название новой провинции — Африка,— по-видимому, указывало на то, что римляне отнюдь не считают только что установленные границы окончательными. Управление новой провинцией было передано римскому наместнику с резиденцией в Утике. В постоянной охране границ новой провинции не было надобности, так как союзное Нумидийское царство всюду отделяло ее от племен пустыни. В отношении налогообложения Рим в общем поступил милостиво. Те общины, которые с начала войны стояли на стороне римлян,— это были только приморские города: Утика, Гадрумет, Малый Лептис, Тапс, Ахулла, Узалис, а внутри страны город Тевдалис,— сохранили свои земли и получили права свободных городов. Те же права получила и вновь основанная городская община, составленная из перебежчиков. Земли города Карфагена, за исключением участка, подаренного Утике, равно как земли остальных разрушенных городов, перешли в собственность римского государства и отныне сдавались в аренду. Остальные города тоже лишились юридически своей земельной собственности и своих городских свобод. Однако временно, впредь до дальнейшего распоряжения, римское правительство оставило им их пашни и их прежние учреждения. За пользование землей, ставшей отныне собственностью Рима, они должны были ежегодно уплачивать Риму раз навсегда установленную подать (stipendium), В свою очередь они взимали ее с отдельных налогоплательщиков в виде налога на имущество. От разрушения самого крупного торгового города на всем Западе больше всех выиграли римские купцы. Как только Карфаген был обращен в прах, они толпами устремились в Утику и стали оттуда эксплуатировать не только римскую провинцию, но и недоступные для них до тех пор области нумидийцев и гетулов.

12.01Вильгельм Оранский. Последние годы жизни

12.01Вильгельм Оранский. Борьба за единство Нидерландов

09.01Вильгельм Оранский в 1567 - 1576 гг.

04.09Вильгельм Оранский. Вождь оппозиции

04.09Вильгельм Оранский. Начало политической деятельности