Украинские земли в начале XVII века

Хотя гетману Жолкевскому в 1590-ых гг. не удалось окончательно истребить казаков, как он замышлял, однако лубенский погром все-таки придавил казачество. Оно было согнано с «волости», заставами был прегражден ввоз припасов на Запорожье, и законом сейма отменены были все права казацкого войска и его организация. А хуже всего было, что среди самого казачества под влиянием этого гнетущего упадка начинается опасное раздвоение; внутренняя борьба, более решительная часть казачества начинает борьбу с более умеренными, примирительно настроенными элементами, стремившимися задобрить правительство и восстановить прежние отношения. Это было продолжение предыдущего разлада между запорожцами и наливайковцами, но теперь оно выливалось в более резкие формы, чем раньше, так что доходило до кровавых битв между обеими партиями, и одна против другой искала помощи у самого польского правительства, прося, чтобы оно от себя назначило им старшего. Поляки радовались этому раздору; пусть друг друга погрызут - покорнее будут. Но смута недолго продолжались. Славный гетман Самойло Кишка объединил казачество; рядом походов в 1599 г. - на море и на Молдавию - он поднял дух казацкого войска, а затем наступили события, принудившие само правительство обратиться к казакам и просить у них помощи.

Перед тем казацкие гетманы, правившие войском после лубенского погрома Василевич, Нечковский, Байбуза старались расположить правительство к казакам разведочной службой - добывая вести о татарах: Польша ни с кем не воевала и в казачьей помощи не нуждалась. Но весной 1600 г. господарь Валахии Михаил напал на польского вассала, господаря молдавского Могилу, желая отнять у него Молдавию. Польское правительство вступилось за Moгилу и признало на помощь казаков. Самойло Кишка, которого народная память знает только как героя казачьего бунта на турецкой каторге и освобождения казаков-невольников из турецкого плена, заслуживает гораздо большей памяти как искусный политик, сумевший оценить значение момента и использовать его для того, чтобы возвратить казачеству отобранное у него после лубенского погрома. Когда польский гетман Замойский послал казакам приглашение к походу в Молдавию, Кишка не обратил внимания на этот призыв; подождал, пока попросил их сам король, после того как осудил их на полное уничтожение и объявил изменниками. Король вынужден был теперь самолично обратиться к этим изменникам. Кишка ответил, что рад служить, однако, в поход не спешил. В польских кругах начался ажиотаж; искали, кого бы послать к казакам, как бы склонить их к походу. В конце концов Кишка дал знать королю, что казаки в поход пойдут только при условии, что с них будет снято осуждение, наложенное на них без вины, возвращены давние права и вольности, и на будущее время казачество будет обеспечено от всяких притеснений со стороны старост и других чиновников. Однако казаки, заявлял он, пойдут в поход, не ожидая исполнения этих пожеланий, так как полагаются на короля, что он их желания исполнит. И действительно, они пошли в поход. Война была непродолжительная; но не успела она окончиться, как началась новая, гораздо более тяжелая - со шведами в Ливонии.

Снова польское правительство вынуждено было просить казаков, чтобы они не уклонялись и от этой новой войны. Кишка снова повторил казацкие требования, и сейм на этот раз пошел им навстречу, издав закон, которым отменялось прежнее уничтожение казачества, снималось с него осуждение и, хотя с разными оговорками и ограничениями, возвращались старые права. Это было очень ценное начало, и Кишка употребил все свое влияние и значение у казаков, чтобы склонить их к этой далекой и неприятной кампании и удержать до конца на театре войны. Действительно, казакам в этой далекой и опустошенной стране приходилось тяжело. Они потеряли много людей, лошадей, всякие припасы (местному населению также приходилось от них достаточно солоно). Сам Кишка погиб, убитый при осаде Фелина. Несколько раз потом переменялись гетманы, будучи не в силах облегчить положение казацкого войска в этих тяжелых условиях войны, но все-таки казаки выдержали до конца, чтобы не уйти «со службы королевской» и не утратить своих прав на разные льготы и свободы на Украине, которых они домогались ценой своей службы. И действительно, вернувшись затем на Украину с этой войны в 1603 г., казацкое войско потребовало, чтобы с ним считались наравне с польским войском и не вводили на Украину польских войск; далее за свою службу казачество требует полной свободы и прав, подобных тем, какими пользуется шляхта. Оно снова становится господином положения на Поднепровье, как перед лубенским погромом. В современной переписке на каждом шагу встречаемся с жалобами шляхты, что казачество «берет верх», своевольничает, и нет для него никакой удержки и обуздания. Шляхта призывала правительство, чтобы оно усмирило казаков, но обстоятельства не давали для этого возможности.

В это время группа магнатов Украины и Польши занялась царевичем Дмитрием, объявившимся на Украине; они рассчитывали извлечь разные выгоды из московской смуты, и сам король разделял эти планы, но, не желая на первых порах вмешивать в это предприятие Польшу, ставил дело так, что Дмитрия поддерживают эти магнаты частным образом, а военной силой главным образом должны были послужить казаки. Начиная с 1604 г., разные агенты с молчаливого разрешения правительства собирали казаков в поход на Московию, увлекая их перспективами московской добычи. Казаки не оставались глухи на эти приглашения. Многотысячные отряды их шли в московские земли и, действительно, возвращались на Украину с богатой добычей, а на их место шли все новые и новые партии.

Московская смута, продолжавшаяся с 1604 г. почти десять лет, сделала Московское государство добычей разных авантюристов. Один за другим появлялись различные самозванцы, называвшие себя московскими царевичами или царями, и с отрядами польской и литовской шляхты, донских и украинских казаков разоряли московские земли и собирали добычу. Горели московские города, а на Украину, в Литву и Польшу бочками отвозились московские деньги, возами дорогие одежды, парчовые кафтаны, собольи шубы.

В конце концов, видя окончательный разгром Москвы, король решил сам идти в поход на Москву в надежде завладеть Московским государством, но польский сейм не захотел ассигновать ему кредитов на это предприятие, и снова, уже от самого короля, разные агенты его отправились созывать казаков в поход на Москву в 1609 г. Охотники находились не сотнями и тысячами, а десятками тысяч. Но чего это стоило! Люди, прибивавшиеся к казакам, считали, что раз они служат королевскую службу, то они уже люди свободные, никому не подчиненные - ни они, ни их семьи, ни хозяйства не знают, ни пана, ни какого-либо начальства, кроме казачьей старшины. С каждым новым призывом на королевскую службу нарастали новые массы этого свободного, оказаченного люда.

Не ограничиваясь московскими походами, казаки в это время предпринимают походы на земли татарские, турецкие и молдавские, отправляются в морские экспедиции. Известий о них мало, и лишь случайно известно, например, о большом походе 1606 г., когда казаки взяли десять турецких галер со всеми припасами, напали с моря на Варну, завоевали город и забрали добычи более чем на 180 тыс. червонцев. Затем осенью 1608 г. казаки взяли с помощью какой-то хитрости Перекоп, разрушили и сожгли. На следующий год они на 16 чайках отправились на устье Дуная, сожгли и разграбили тамошние города: Измаил, Килию, затем Белгород, но не успели забрать с собой добычу, так как на них в это время напали турки.

Эти упоминания, так как они, со своей стороны, свидетельствуют о военной энергии казачества, дававшего себя чувствовать соседям и одновременно распространявшего свободные формы общественных отношений на Украине, разбивая устои крепостничества и шляхетского режима.

В это именно время, когда само польское правительство старалось извлечь из украинского населения возможно больше казацкой силы, нарастает та огромная масса «непослушных» мещан и крестьян, с которой нас знакомили переписи второго и третьего десятилетий XVII в., и Восточная Украина, поднепровская и заднепровская, казачится чуть не поголовно, выходя из повиновения помещикам и королевским старостам, а силы казачества растут непомерно.

Казацкий строй в это время уже достаточно выработался и определился. Он, впрочем, и не отличался большой сложностью, но при своей простоте и свободном характере обладал большой силой и могущественно господствовал над душой и телом казачьего братства. В этом проявились удивительные задатки украинского населения к организации - способность простыми средствами, с первобытным, необработанным материалом достигать таких выдающихся результатов.

Главный центр казачьей организации все еще лежит на днепровском Низу, вне пределов досягаемости польской шляхты, властей и войск, и здесь на свободе развивается казацкое устройство. Центром его является Запорожская Сечь (Сич, Сича), переносимая то на тот, то на другой из мелких днепровских островов. Она распоряжается казачьими силами, разбросанными на Запорожье и расселенными на волости. О крепостях или постоянных укреплениях нет известий, упоминаются только валы и засеки. В укромных местах припрятывались пушки и разные военные принадлежности. Казацкая артиллерия была невелика, но отличалась большой исправностью. Упоминается войсковая музыка - войсковые трубачи, сурмачи и довбыши, бившие в котлы и барабаны. Были военные знамена, бережно сохранявшиеся. Была войсковая казна, войсковые конские табуны, войсковые лодки и разные суда, захваченные у турок. Вся численность казацкого войска исчислялась в 1590-х гг. в 20 тысяч. Погром 1596 г. уменьшил его численность, но с первым десятилетием XVII в. она снова возвращается к прежнему и продолжает затем возрастать. Но большинство казаков проживало и хозяйничало «на волости»; на Низу весной и летом находилось по несколько тысяч казаков, приготовляясь к походам или занимаясь различными промыслами: рыболовством, охотой, соляным промыслом; вели также торговлю с татарами и турками в определенных пограничных городах. На зиму расходились по разным местам «волости», и мало кто оставался в зимовках. Несколько сот казаков оставалось на Сечи для охраны артиллерии и военных припасов. Зимовать было нелегко. Приходилось жить в куренях, кое-как устроенных из лозы или дерева, и прозимовавшие здесь несколько зим считались особенно испытанными и опытными товарищами.

Войско делилось на полки. Официально считалось в начале XVII в. четыре полка, и в каждом по 500 душ - столько считалось казаков на службе польского правительства. В действительности и полков этих было больше, и казаков в них бывало неодинаковое число, иногда по несколько тысяч (например, в Хотинской войне казачье войско имело 11 полков, и в некоторых полках число доходило до 4 тысяч казаков). Полком правил полковник. Каждый полк имеет свое знамя, своего трубача и довбыша. Полк делится на сотни, сотни на десятки или иначе, курени. Куренями правят атаманы, сотнями сотники. Разные поручения гетмана исполняют есаулы. Артиллерией заведует обозный, ее местопребыванием считается город Терехтемиров со своим старым монастырем, пожалованным казакам Баторием для приюта увечных и для военных надобностей; но так как он был слишком удален от Запорожья и слишком доступен для польских властей, то обыкновенно артиллерия стояла поближе к Низу, а не в этой официальной казачьей столице. Войсковой канцелярией заведовал писарь. Бумаги от имени войска скреплялись войсковой печатью. В своих письмах войско обычно называет себя «войском Запорожским», но часто употребляет также такие обозначения, как «рыцарство Запорожское», или «рыцарство войска Запорожского»; в полномочии, данном казацким послам для переговоров с императором, войско называет себя «вольным войском Запорожским». Сами себя казаки называли «товарищами», а все войско «товариществом». С польской стороны казаков называли вежливо «молойцами» (молодцами), «панами молойцами».

Во главе казацкого войска стоит выборный старшина, которого обыкновенно называют гетманом, часто и сами они именуют себя так в письмах, не только адресованных к своим, но и к самому правительству, и даже к королю. Правительство же обычно называет их «старшими»: «старший войска Запорожского» - таково, собственно, официальное название казацкого вождя. Хмельницкий первый получил официальный титул гетмана, и до него этот титул официально принадлежал лишь главнокомандующим польскими и литовскими войсками.

Казаки очень дорожили правом избирать себе старшого: это была основа казацкого самоуправления. Правда, начиная с первой реформы 1570 г., правительство назначало от себя разных начальников над казацким войском, но войско смотрело на них, как на комиссаров, назначенных правительством для сношения с казаками, и к управлению войсковыми своими делами их никогда не допускало. Исключительным случаем была просьба казаков, во время усобицы после лубенского погрома, чтобы правительство само назначило им старшого. Когда позже в 1617-19 гг. правительство хотело действительно от себя назначить казацкого старшого, казаки воспротивились этому решительно и упорно и допустили только утверждение правительством старшого, избранного казацким войском; однако считали выбор своего гетмана действительным независимо от того, утвердило ли правительство этот выбор или нет, и избирали и свергали своих гетманов, не справляясь с желаниями и видами правительства.

Все важнейшие вопросы обсуждаются всей старшиной или «радой» всего войска. Это соправительство гетмана, старшины и войсковой рады подчеркивается в принятых формулах войсковых актов, где выступает не один гетман, а старшина и войско. Пример такой пространной формулы дает, например, письмо гетмана Кишки к королю в 1600 г., где он в конце подписывается гак: «Самойло Кишка гетман, полковники, сотники и все рыцарство вашей королевской милости войска Запорожского».

В действительности роли гетмана и рады и их отношения, конечно, были неодинаковы, зависели от обстоятельств, а главное, от личных качеств гетмана, его таланта и влияния. Чем способнее был гетман, тем меньше значения имеет рада; когда войско начинало на всяком шагу совещаться, особенно где-нибудь в походе, то это значило, что войско не питает доверия к своему вождю, что последний не имеет достаточного влияния, не умеет себя поставить надлежащим образом. Гетман, чувствующий свою силу и уверенный в себе, предоставляет на обсуждение войсковой рады только то, что сам чет. Вне рады он правит абсолютно и самовластно, имеет право над жизнью и смертью каждого, и войско вполне и безгранично повинуется ему. Это соединение самого широкого казацкого самовластия с таким необыкновенным подчинением и дисциплиной чрезвычайно удивляло посторонних. С одной стороны - грозный гетман, ведущий одним словом войско, по своему усмотрению посылающий людей на смерть и одним движением могущий предать смертной казни каждого, с другой стороны рада, обращающаяся чрезвычайно бесцеремонно со своей старшиной и с самим гетманом, покорно унижающимся перед ней; при этом совещания рады проходят беспорядочно, с криком, шумом, без каких-либо определенных форм обсуждения и голосования: присутствующие кричат, ссорятся, бросают шапки, под влиянием первого впечатления отстраняют гетмана, а гетман кланяется и унижается перед толпой.

Но это пережитки прошлого; организация отвердевает и крепнет по мере того, как увеличивается и разрастается. Власть гетмана растет и окружается внешними формами уважения. Факты устранения гетмана на раде встречаются все реже, и над внешними формами крайней простоты, дававшей верховному своему вождю в знак власти не драгоценную булаву, а простую «камышину», создается тот высокий дух рыцарского самоотречения, так поражавший и очаровывавший посторонних. «В них нет ничего простого, кроме одежды», замечает француз Боплан, служивший у польского гетмана Конецполъского, непримиримого врага казаков. «Они остроумны и проницательны, предприимчивы и великодушны, не жадны к богатству, но чрезвычайно ценят свою свободу; сильные телом, они легко переносят жар и холод, голод и жажду. На войне выносливы, отважны, храбры и даже легкомысленны, так как не ценят своей жизни. Рослые, проворные, сильные, они обладают хорошим здоровьем и даже мало подвержены болезням; очень редко умирают от болезней, разве только в глубокой старости; большей частью оканчивают жизнь свою на ложе славы - на войне».

Московские смуты, богатая московская добыча, вербовка казаков разными вельможными добытчиками для походов в Московию, и, наконец, действия самого правительства развили военные силы казачества до небывалых размеров. По словам Жолкевского, под Смоленск, когда его осаждал король в 1609 г., пришло 30 тысяч казаков, и затем еще прибывали новые отряды, а другой очевидец насчитывает всего казачества, бродившего в ту зиму в московских землях, свыше сорока тысяч: «запорожских казаков в различных местах Московии страшное множество, насчитывали их более чем на 40 тысяч, и все больше их прибывало: чуть ли не со всем кошем вышли из Запорожья и службу королю служили большую», - говорит он. Что не все казачество находилось тогда в московских землях, само собой разумеется, и эти сорок тысяч «запорожцев» в Московии дают понятие об огромной массе оказачившегося населения Украины того времени.

С концом 1612 г. московская смута начала утихать, в 1613 г. казачьих и всяких других добытчиков начинают изгонять из Московских земель окончательно. Огромная масса военного казачества, привыкшего за столько лет к беспрерывной войне и добычничеству, ищет себе новой арены, бросается в турецкие и молдавские земли, а еще более - на море. Практиковавшиеся и раньше довольно часто морские походы достигают теперь небывалых размеров и неслыханной отваги; 1613-1620 гг.- это героический период казацких морских походов, когда казаки на своих убогих чайках шныряли по всему Черному морю, не давая покоя Оттоманской Порте, перед которой дрожал тогдашний европейский мир, и доводя до бешенства всемогущих турецких султанов, не чувствовавших себя в безопасности от этой казацкой голи даже в своих стамбульских дворцах. В это время украинское казачество приобрело себе всемирную славу благодаря своей несравненной отваге и сноровке. Современный турецкий историк, описывая морские походы казаков, говорит: «Можно смело сказать, что во всем свете не найдется людей более смелых, которые менее заботились бы о жизни, меньше боялись бы смерти; опытные в морском деле люди рассказывают, что эта голь своей ловкостью и отвагой в морских битвах страшнее всякого врага». А французский посол в Стамбуле, бывший свидетелем казацких походов, не находит слов похвалы казачьей храбрости и советует своему правительству не пожалеть каких-нибудь 50 тысяч талеров, чтобы с казацким флотом парализовать совершенно турецкие силы и не дать им выйти в Средиземное море, где турки воевали тогда с Испанией.

Поражали в особенности те ничтожные средства, с какими казаки вступали в борьбу с могущественным турецким флотом. Вот что рассказывает упомянутый уже Боплан о морской технике казаков. Прежде всего высылают они на Запорожье всякие принадлежности, необходимые для похода и для постройки лодок, затем отправляются сами на Запорожье и занимаются постройкой лодок. За одну принимаются человек шестьдесят и изготовляют в две недели, так как они мастера на все руки. Основой служит ивовый или липовый челн длиной в 45 футов, на него набивают из досок борты так, что получается лодка в шестьдесят футов длины, 10-12 футов ширины и такой же глубины. Кругом челн окружается валиком из плотно и крепко привязанных пучков камыша. Затем пристраивают два руля, сзади и спереди, ставят мачту и с каждой стороны по 10-12 весел. Палубы в лодке нет, и при волнении она вся наполняется водой, но упомянутый камышовый валик не дает ей тонуть. Таких лодок в течение двух-трех недель 5-6 тысяч казаков могут изготовить до 100. В каждую лодку садится 50-70 человек. На бортах лодки укрепляются 4-6 небольших пушек. В каждой лодке квадрант (для определения направления пути). В бочках провиант - сухари, пшено, мука. Снарядившись таким образом, плывут по Днепру; впереди атаман с флагом на мачте. Лодки идут так тесно, что почти касаются одна другой. На устье Днепра обыкновенно держат свои галеры турки, чтобы не пропустить казаков, но последние выбирают темную ночь во время новолуния и прокрадываются через камышовые заросли. Если турки заметят их, начинается переполох по всем землям, до самого Стамбула. Султан рассылает гонцов по всем прибрежным местностям, предостерегая население, но это помогает мало, так как через 36-40 часов казаки оказываются уже в Анатолии (на малоазиатском побережье). Пристав к берегу, они оставляют около каждой лодки на страже двух казаков и двух помощников («джур»), а сами, вооружившись ружьями, нападают на города, завоевывают их, грабят, жгут, удаляясь от берега на целую милю, и с добычей возвращаются домой.

Если случится им встретить галеры или другие корабли, они поступают так. Чайки их подымаются над водой только на 2,5 фута, поэтому они всегда скорее замечают корабль, чем тот их заметит. Увидев, они опускают мачту, заходят с запада и стоят так до полночи, стараясь только не упустить из виду корабля. В полночь гребут изо всей силы к кораблям, и половина их готовится к бою, чтобы, причалив к кораблю, броситься на абордаж. Неприятель внезапно видит 80-100 лодок вокруг корабля, казаки вдруг наполняют его своими людьми и овладевают. Завладев, забирают деньги и удобоперевозимые веши, также пушки и все, что не боится воды, а сами корабли вместе с людьми топят.

Если галеры встретят казаков на море днем, тогда положение последних гораздо серьезнее. Турки начинают сильную стрельбу из пушек и разгоняют казаков; одни тонут, другие спасаются бегством. Но если вступают в бой, то держатся крепко; одни стреляют, другие заряжают ружья и после каждого выстрела подают стреляющим; стреляют хорошо, но турецкие пушки все-таки наносят казакам большой урон, так что в такой битве гибнет добрых две трети казаков, редко когда возвращается половина. Зато кто возвращается - приносит богатую добычу: испанские и арабские червонцы, ковры, парчу, различные шелковые материи. Так рассказывает Боплан. Ярко и сильно описывают старые народные поэты страшные черноморские бури, где погибали без вести, не раз целыми десятками, казацкие чайки.

Самым блестящим периодом этих морских походов было именно это время, после московских походов. Ежегодно по несколько раз отправлялось казачество на море, забегая так далеко, как перед тем не отваживалось, и смело набрасываясь на турецкий флот. В 1613 г. два раза ходили казаки в море и причинили много вреда в турецких землях, рассказывает Жолкевский. Султан выслал большую эскадру - галеры и лодки - в Очаковский порт, чтобы разгромить казаков, когда они будут возвращаться после завоевания нескольких крымских городов; но вышло совсем наоборот: вместо того, чтобы туркам громить казаков, они сами ночной порой захватили врасплох неосторожных турок и разгромили их. Весной 1614 г. казаки опять собрались на море, но на этот раз им не повезло: их разбила буря. Но казаки не были этим обескуражены и летом собрались во второй раз; их было около двух тысяч, значит, около 40 чаек. Они переплыли Черное море прямо под Трапезунт и начали опустошать здешнее побережье, усеянное богатыми городами и селами, жившими здесь беззаботно, не зная страха, «так как с тех пор, как турки овладели Малой Азией, никогда не было здесь тревоги», рассказывает тот же Жолкевский. Беглые турки служили казакам проводниками, и они проникали всюду. Напали на Синоп, роскошный город, прозванный «городом влюбленных»; завоевали здешний замок, истребили гарнизон, сожгли большой турецкий арсенал - корабли, галеры, галеоны. Прежде чем местное население успело организовать им отпор, они забрали добычу и ушли обратно, Услыхав об этом происшествии, султан впал в страшный гнев, велел повесить великого визиря, едва жены и дочери султана умолили его, и визирь отделался побоями от собственной десницы падишаха. Турецкие корабли снова отправились в засаду -ловить казаков под Очаковом. Но казаки заранее узнали об этом и разделились на две партии: одни вышли на берег далее на восток от Очакова, рассчитывая на катках перетянуть чайки по земле в Днепр выше Очакова; на них напали татары, и казаки понесли большие потери в людях и в добыче, но все же пробились на Низ. Другая партия пошла напролом через Очаковский лиман; также потеряла много добычи: сами своими руками должны были бросать ее в воду, чтобы облегчить свои чайки, и тоже пробились. Турки поймали только двадцать казаков и отправили их в Стамбул, чтобы было на ком сорвать гнев; когда пришли люди из Трапезунта к султану с жалобами на казаков, им выдали этих казачьих пленников, чтобы было кому отомстить за понесенные утраты.

В следующем 1615 г. казаки собрались еще в больший поход, на 80 чайках, не более не менее как на самый Стамбул - «окурить мушкетным дымом цареградские стены». Вышли на берег между двумя портами Мизевной и Архиокой и дотла сожгли их. Султан, находясь на охоте под городом, из своей комнаты сам своими глазами видел дым своей столицы от этого казачьего пожара. Страшно разгневанный, он приказал, чтобы немедленно турецкие корабли прогнали казаков. Но казаки не испугались, грабили, сколько хотели, затем забрали добычу и ушли назад. Турецкие корабли догнали их уже около устья Дуная. Заметив погоню, казаки перешли в наступление, напали на турецкие галеры и разгромили их. Самого турецкого адмирала, раненого, взяли в плен; он давал за себя 30 тысяч выкупа, но так и умер в неволе. Другие турецкие корабли обратились в бегство. Несколько галер казаки захватили, привели их к Очакову и здесь сожгли их на глазах у турок, издеваясь над ними. Затем напали на Очаков, захватили стада и беспрепятственно возвратились домой.

Когда они вышли в следующем году на море, турки, наученные прошлогодним опытом, уже заблаговременно выслали свои корабли, чтобы не впустить их в море. Корабли преградили им путь у Днепровского лимана, но казаки не испугались, вышли им навстречу и, напав на турецкие корабли, разбили их; взяли более десятка турецких галер и до сотни разных мелких судов. Прогнав таким образом турок, казаки направились к крымскому побережью, разорили и разграбили его, взяли и сожгли Кафу главный рынок украинских невольников; отобрали и отпустили на волю громадное число пленников, захваченных татарами в наших краях.

В Константинополе известие об этом втором погроме турецкого флота произвело страшный переполох; собрали казаков, находившихся в плену, расспрашивали, каким бы образом преградить путь казацким нападениям? Неизвестно, какой ответ получили они на свои расспросы, но в конце концов турки не видели иного способа, как идти походом и завладеть всеми пограничными украинскими замками - Каменцем, Черкассами, Каневом, Белой Церковью, расположить здесь турецкие войска и таким образом не допускать казаков до нападений турецкие земли!

Между тем казаки осенью 1616 г. отправились в новый поход на море. Было их на этот раз не больше 2000, но поход удался на славу. Они направились снова на малоазийское побережье. Плыли на Самсун, но ветер отнес их к Трапезунту. Высадившись, прошли по берегу до Трапезунта, взяли этот город, ограбили и сожгли его. На них напала турецкая эскадра под начальством генуэзского адмирала Цикали-паши; она состояла из шести больших галер и многих малых кораблей, но казаки разбили их, взяли три галеры и потопили. После этого они узнали, что султан послал корабли под Очаков, чтобы захватить их там. Тогда казаки отправились на беззащитный Стамбул, грабили и своевольничали без удержу и, насмеявшись таким образом над всеми мероприятиями турок, отправились туда, где их меньше то ожидали - в Азовское море. Из здешних рек прошли в Днепр, вероятно, через р. Молочную, и оттуда перетащили лодки в Конку и этим путем возвратились на Запорожье. Турецкий адмирал, прождавши напрасно под Очаковом, выждал, пока казаки разойдутся из Сечи, и чтобы чем-нибудь заявить себя, прошел на своих лодках по Днепру на Запорожье. В Сече было всего несколько сот казаков, оставшихся здесь на зимовку. Увидев турецкие суда, они ушли из Сечи, и паша мог сорвать гнев на пустом казацком гнезде: захватил несколько пушек, несколько казацких лодок и повез это триумфом в Константинополь - уверять султана и турецкий двор, что он разорил до основания страшную казацкую Сечу!

Казаки издевались над турками и распространяли свою славу в тогдашнем мире, а у поляков от их триумфов сердце было не месте. После каждого казацкого похода султан давал приказ своим пашам идти на Украину, уничтожить замки, пограничные «паланки», откуда казаки выходили в поход, и вместо них устроить свои крепости и поставить в них турецкие гарнизоны. И действительно, года не проходило, чтобы турецкое войско не отправлялось на украинское пограничье, или, по крайней мере, не ходили слухи о приготовлениях к такому походу; а польское правительство, истративши все средства на московские походы, не имея чем заплатить за них солдатам, все эти годы лишено было всякого войска. Никто не хотел идти служить, не получив денег за прежнюю службу, и у Жолкевского бывало всего по 300-500 человек войска! Поэтому при каждом известии о турецком походе Польшу охватывала паника. Поляки оправдывались перед султаном, что казацкие походы происходят без их согласия, так как их правительство, насколько возможно, уничтожает казачество, но казаки выходят из московских областей. В действительности виноваты были не только казаки: не без греха были разные польские и украинские магнаты, вмешивавшиеся в молдавские дела, предпринимавшие походы туда и этим тоже раздражавшие турок, но поляки все сваливали на казаков.

Пробовали как-нибудь сдержать их. В 1614 г. Жолкевский пригрозил казакам, что сам пойдет на них с войском, если они не перестанут своевольничать, и стал готовиться к походу. Но казаки этих приготовлений не испугались и стали, со своей стороны, собираться под Переяславом для предстоящей войны. Жолкевскому в действительности не с чем было идти на них, и его угрозы остались пустыми словами. Тогда правительство обратилось за помощью к магнатам. Оно снаряжало к казакам так называемые комиссии, т.е. просило наиболее могущественных украинских магнатов, чтобы в качестве королевских комиссаров совместно с Жолкевским установили казацкие отношения. При этом подразумевалось, что такой магнат не пойдет сам один, а поведет с собой свой дворовый полк, несколько сот человек, и так, в общем, соберется кое-какое войско. Начиная с 1614 г., почти каждое лето снаряжалось такое комиссарское войско против казаков, чтобы установить среди них порядок. Но из этого ничего не выходило. Казаки обыкновенно просили дать им письменную «ординацию» - какие порядки желают установить комиссары; получив ее, они находили в этой ординации разные пункты, на которые не могли согласиться, так как требования комиссаров, действительно, были таковы, что казаки их никак не могли принять. Комиссары требовали, чтобы казаки стерегли границы, чужих краев не трогали, жили на Низу, не выходили на волость и, проживая на волости, во всем повиновались старостам и помещикам, в имениях которых находились. Казаки заявляли, что они еще пошлют своих послов к королю, чтоб он не принуждал их к таким порядкам, и на этом комиссия обыкновенно оканчивалась: комиссары убеждали казаков соблюдать спокойствие, не нападать на чужие края, не своевольничать, казаки обещали и продолжали поступать по своему усмотрению.

Такова была политика тогдашнего гетмана Петра Сагайдачного: не доводить до войны с Польшей, обещать и по внешности покоряться, пока обстоятельства не заставят правительство снова обратиться к казацкому войску для своих военных нужд, а тем временем укреплять казацкое господство на Украине. С титулом гетмана Сагайдачный впервые упоминается при описании морского похода 1616 г., прославленного взятием Кафы. Но гетманом он стал, вероятно, еще раньше, так как уже с 1614 г. наблюдается в казацкой политике то самое направление, каким отличался Сагайдачный. Может быть, он уже и в эту пору гетманствовал, с разными перерывами, как и позже должен был уступать булаву разным предводителям казацкой вольницы: наши известия о казацких гетманах за это время, вообще, очень неполны. В народной памяти его деятельность не оставила следов - если не считать известной песни о том, как Сагайдачный променял «жинку на тютюн та люльку». Песня эта совершенно не передает действительного характера славного гетмана, глубокого политика, сумевшего привести казачину на службу общенародным интересам и создать из казацкого войска опору национальной украинской жизни. То, что едва намечалось в 1590-х гг., во время Лободы и Наливайко, гораздо более сознательно и отчетливо выполнил Сагайдачный и открыл этим новую эпоху в истории украинской жизни.

Родом он был из Западной Галиции, из перемышльской земли (из окрестностей Самбора), вероятно, из какой-нибудь мелкой шляхетской семьи, как намекает на это герб на его изображении. Он является, таким образом, представителем галичан, из своей тесной родины двинувшихся тогда на широкую Украину надднепровскую. Учился Сагайдачный в острожской школе, затем вступил в казацкое войско. Его называют участником молдавской и ливонской войны в 1600-1601 гг., так что, вероятно, уже в 1590-х годах он был в казацких рядах. Но эта деятельность Сагайдачного нам неизвестна - только в последние годы своей жизни в 1616-22 гг. выдвигается он на первый план. До того времени он уже прославился, как необыкновенно искусный и удачливый вождь. Вот как отзывается о нем соучастник, поляк Ян Собеский, не раз бывавший с Сагайдачным в походах: за все время своего предводительства войском Запорожским он повсюду был покрыт славой подвигов на суше и на море и пользовался неизменным успехом. Несколько раз разгромил он татар в перекопских степях и нагнал страх на Крым. Не менее прославился он своими морскими походами - счастье всегда сопровождало его, он уничтожил несколько больших турецких городов в Европе и Азии, сжег окрестности Стамбула. Вообще, это был человек сильный духом, искавший опасности, не дороживший жизнью, первый в битве, последний в отступлении; он был энергичен, деятелен, в лагере бдителен - мало спал и не пьянствовал, как это водилось у казаков; в советах отличался осторожностью, во всяких совещаниях вообще был немногословен, по отношению к казацкому своеволию он был очень строг и наказывал смертью за провинности.

Впервые Сагайдачный оказал большие услуги правительству в московской войне 1617 г.: казачья помощь была тогда крайне необходима, и для казачества эта война случилась очень кстати, поэтому Сагайдачный очень охотно принял участие в ней. Комиссии в это время сильнее и сильнее налегали на казачество, и после казацких нападений на Турцию комиссары опять двинулись с войском на Украину, требуя, чтобы казаки не трогали турок, не бунтовали украинского населения, удалили из своего войска новоприбывших людей, не принадлежащих к казачеству, и все войско казачье свели к тысяче, а все остальные возвратились в крепостное состояние! Чтобы не доводить до войны, Сагайдачный со старшиной выражали согласие подчиниться этим требованиям, выговорив лишь право просить короля об изменении некоторых особенно тяжелых пунктов. Но все труднее становилось отделываться такими обещаниями, и очень кстати для казаков вышло так, что как раз в то время, когда комиссары принуждали казаков подписывать такую «ординацию», польский король стал готовиться к войне с Москвой. Польский сейм не хотел вотировать специальных налогов для этой войны, и вся надежда была на казаков. Чтобы добиться московской короны, предложенной ему во время смуты московскими боярами, королевич Владислав пустился в московские земли с ничтожными силами, и н

12.01Вильгельм Оранский. Последние годы жизни

12.01Вильгельм Оранский. Борьба за единство Нидерландов

09.01Вильгельм Оранский в 1567 - 1576 гг.

04.09Вильгельм Оранский. Вождь оппозиции

04.09Вильгельм Оранский. Начало политической деятельности