Соединённые Штаты Америки в начале XIX века

В 1800 г. во время четвертых президентских выборов Республиканская партия сумела впервые одержать победу над федералистами и прочно утвердиться у власти в США (лидеры республиканцев, соответственно Джефферсон, Мэдисон, Монро, сменяя друг друга на президентском посту, удерживали высшую власть в стране на протяжении 24 лет).

В предвыборной платформе Республиканская партия в лапидарной и выразительной форме указала на непопулярные в массах итоги пребывания федералистов у власти: британское влияние, постоянная армия, прямые налоги, государственный долг, дорогостоящий флот, непомерно высокое жалованье для членов Конгресса, антиконституционные действия, ущемление Билля о правах. Республиканцы обещали избирателям реформу налоговой системы, предполагавшую перенос тяжести налогов на богатую часть общества. Они намеревались распустить армию, прекратить строительство флота, закрыть Национальный банк, реформировать суды, упростить чиновничий аппарат. Это вызвало настоящую панику среди федералистов, многие из которых, подобно Ф. Эймсу, пророчили Соединенным Штатам погружение в «первозданное состояние». Сама Республиканская партия приравнивала свою победу к «революции 1800г.» В 1819 г. в письме к С. Роэну Джефферсон утверждал, что революция 1800 г. означала «столь же осязаемую революцию в принципах управления, как и революция 1776 г. в государственных формах»

Страхи федералистов усиливались по причине внушительного перевеса республиканцев. Победителями оказались сразу два республиканских кандидата, Т. Джефферсон и А. Бэрр, набравшие при этом равное число голосов выборщиков — по 73. Этот успех, правда, обернулся неожиданностью для республиканцев: поскольку раздельного голосования за президента и вице-президента тогда не проводилось (оно было введено XII поправкой к федеральной Конституции в 1804 г.), оба их лидера на равных претендовали на пост главы государства. При равенстве голосов выборщиков вопрос о судьбе главы государства в соответствии с Конституцией был перенесен в палату представителей Конгресса США, где решающее слово должны были сказать федералисты. Их размышления о том, кого из двух республиканцев предпочесть в качестве «меньшего зла», в значительной мере были разрешены советами Гамильтона: он призвал федералистов голосовать за Джефферсона, поскольку последний гораздо более прагматичен и не станет посягать на общественные устои. Совет Гамильтона был услышан, и Джефферсон занял президентское кресло.

События подтвердили прозорливость Гамильтона: общественно-политические устои США в период президентства Джефферсона остались незыблемы. Впрочем, и в избирательной кампании лидера Республиканской партии мотив обновления сочетался с мотивом преемственности. Первый мотив, напугавший федералистов и привлекший симпатии избирателей, заключался в требовании смелых демократических преобразований в разных сферах общественной жизни, а второй, менее заметный, состоял в обещании стоять на страже общественно-политических устоев, закрепленных Основным законом страны. В ходе выборов джефферсоновская партия подчеркивала, что является сторонницей Конституции 1787 г. и прочного союза штатов в не меньшей мере, чем федералисты. В ряде штатов джефферсоновцы даже предпочитали называть себя «республиканскими федералистами», всячески отводили обвинения в связях с антифедералистским движением 1787—1789 гг. и возмущались попытками соперничавшей партии утвердиться в качестве единственной хранительницы федеральной конституционной системы.

В годы президентства Джефферсона (1801—1809), а затем и его республиканских преемников — Мэдисона (1809—1817) и Монро (1817—1825) — преемственность в политике двух партий получила разнообразные проявления. Республиканцы, подобно федералистам, заполняли государственные посты представителями элитных социальных слоев. Приверженность джефферсоновских республиканцев политической демократии в этом отношении мало что изменила. Согласно современным данным, в федералистский период 95% представителей верхнего эшелона власти были выходцами из элиты или тесно связаны с ней, а в джефферсоновский период этот процент составил 85. Среди джефферсоновских государственных назначенцев был также несколько ниже процент людей с университетским образованием. Если в когорте федералистов было больше выходцев из городской элиты, то среди государственных деятелей и управленцев джефферсоновского периода преобладали богатые и зажиточные аграрии. Но в обоих случаях власть принадлежала элите, определявшей, какая политика в наибольшей степени полезна для страны и народа.

В практической политике джефферсоновцам приходилось не раз идти на уступки федералистским доктринам вопреки своей воле, под давлением объективных, не зависящих от их мировоззрения потребностей американского общественно-исторического развития. Так, уже в начале президентства Джефферсон должен был отречься от одной из основополагающих доктрин партии — развития нации по чисто аграрному пути. В своем первом ежегодном послании Конгрессу США он объявил сельское хозяйство, мануфактуры, торговлю и мореплавание четырьмя столпами процветания. Постепенно он вынужден был поступиться и идеей государственного невмешательства в экономическое развитие, которая всегда занимала ведущее место в идейном арсенале республиканцев и которую сам он энергично пропагандировал на первых порах. С 1805—1806 гг. Джефферсон стал доказывать, что средства государственной казны должны активно использоваться для развития судоходства, каналов, дорожного строительства и даже для поощрения мануфактур. Отказался он постепенно и от фритредерской идеи, признав, что государство обязано защищать национальную промышленность от иностранной конкуренции при помощи протекционистской политики.

Джефферсон, став президентом, не отказывался от идей преобразования общества, но со временем они приобретали все более умеренный характер. Джефферсоновский курс отчетливо свидетельствовал о понимании им политики как «искусства возможного».

Склонность Джефферсона к компромиссам подтачивала цельность и единство ведомой им партии. Это усугублялось развитием в ней широкого спектра политических мнений, грозившего расколом республиканцев на фракции. Наиболее многочисленную группировку в партии составляли так называемые «старые республиканцы», твердо настаивавшие на осуществлении принципов, которым партия присягнула в 1790-х гг. Однако даже сами «старые республиканцы» были далеко не однородны.

На правом фланге ортодоксов стояли такие консервативные политические деятели, как Д. Тейлор, Д. Рандольф, Э. Пендлтон. Они решительно требовали от правительства ни в чем не уступать торгово-промышленным кругам. Развитие торговли и мануфактур, согласно их риторике, должно было привести к моральной и социальной деградации нации. Америке следовало стать чисто аграрной страной. Их доктрина носила откровенно консервативный характер, ибо была направлена на закрепление за южными плантаторами господствующей роли в государстве. Эти ортодоксы восприняли как предательство попытку Джефферсона включить в свою политическую стратегию идею межпартийного согласия и очень скоро оказались в оппозиции к его администрации.

На левом фланге «старых республиканцев» находились политики, для которых приход к власти Джефферсона означал начало решительной борьбы за демократизацию всех сторон общественной жизни. Их опорным пунктом стала Филадельфия, а самой колоритной фигурой среди радикальных республиканцев был Д. Логэн, острый памфлетист, сохранивший до конца жизни верность эгалитарному социальному идеалу. Д. Логэн, подобно ряду других пенсильванских демократов, таких, как Б. Остин, У. Дуэн (редактор одной из ведущих газет Республиканской партии «Аврора»), отверг попытки Джефферсона сочетать нововведения и преемственность с политикой федералистов.

Изолировав себя от «старых республиканцев», Джефферсон стремился опереться в своей политике на умеренное крыло партии, способное к осуществлению прагматического политического курса. Один из ключевых постов в правительстве — государственного секретаря — был доверен им Д. Мэдисону. Второй ключевой пост — министра финансов — занял пенсильванец А. Галлатин. Предоставление поста, который в 1790-х гг. занимал сам Гамильтон, политику из Пенсильвании не было, однако, всего лишь вынужденной уступкой северо-восточным республиканцам со стороны виргинских вождей партии. Галлатин зарекомендовал себя в конце XVIII в. самым компетентным критиком финансовой политики федералистов. В частности, он сумел, что называется, «с цифрами в руках» доказать Наличие злоупотреблений в деятельности Гамильтона и его окружения.

Именно А. Галлатину предстояло осуществить на практике главное требование джефферсоновских республиканцев — ликвидировать финансовые начинания Гамильтона, составлявшие краеугольный камень всей «федералистской системы» 1790-х гг. Наибольших успехов ему удалось добиться в двух пунктах: ликвидации государственного долга и уничтожении прямых налогов.

Государственный долг США, в котором Гамильтон видел основу цементирования союза штатов и тесной унии правительства и финансистов, в глазах джефферсоновских республиканцев играл роль исключительно источника обогащения северо-восточных денежных воротил и средства ограбления массы налогоплательщиков. К 1801 г. этот долг составил 83 млн. долл. Галлатин рассчитывал, выплачивая каждый год по 7 млн. долл. государственного долга, погасить его в течение десяти с небольшим лет.

В силу разных обстоятельств (покупка Луизианы, увеличившая государственный долг на 15 млн. долл., непредвиденный рост военных расходов, вызванный обострением американо-английских противоречий и др.) план этот так и не был осуществлен. Тем не менее сокращение государственного долга джефферсоновскими республиканцами оказалось весьма существенным: к 1809 г. сумма его снизилась до 57 млн. долл., а в 1812 г., перед началом войны с Англией, составляла уже 45 млн. долл. (с началом войны кривая государственного долга, естественно, резко поднялась вверх).

Одной из самых убедительных социальных мер правительства Джефферсона являлась отмена всех прямых налогов, составлявших всегда предмет острейших разногласий между Федералистской и Республиканской партиями (в 1798 г., когда федералисты обложили налогом дома, землю и рабов, один из идейных лидеров республиканцев, Д. Тейлор, даже потребовал отделения южных штатов от Союза). Среди отмененных налогов были и акцизные сборы, которые в середине 1790-х гг. явились причиной известного «восстания из-за виски» и для фермеров всегда являлись особо тяжелым побором. В конце президентства Джефферсон имел все основания обратиться к Конгрессу США с риторическим вопросом, в котором заключалось нескрываемое удовлетворение от совершенной реформы: «Кто отныне среди американских фермеров, ремесленников и рабочих должен иметь дело со сборщиками налогов?»

Противоречивый характер носила политика джефферсоновских республиканцев в отношении Национального банка, представлявшего одну из основ финансовой системы Гамильтона. Национальный банк и его социальная опора, финансовая буржуазия Северо-Востока, традиционно рассматривались джефферсоновцами в качестве главного источника распространения «аристократической опасности» в США. В борьбе с банком джефферсоновцы смогли заручиться поддержкой не только аграриев, но и многих представителей торгово-мануфактурной буржуазии, возмущавшихся монопольной позицией этого финансового гиганта в сфере кредита. Оказавшись у власти, Республиканская партия стала всячески поощрять развитие банков в штатах — число их в годы президентства Джефферсона возросло в 4 раза. Однако когда встал вопрос о самом существовании Национального банка, в рядах партии произошел раскол.

Срок действия хартии Национального банка истек в 1811 г., когда президентское кресло занимал Д. Мэдисон. Экономическая политика республиканской администрации продолжала оставаться в руках Галлатина, сохранившего за собой пост министра финансов. Он как раз и воспротивился ликвидации Национального банка, заявив, что сохранение этого института только и способно обеспечить кредитование растущих расходов правительства на оборонные нужды.

Решительно против банка выступили «старые республиканцы». В результате острой фракционной борьбы среди республиканцев в сенате при решении вопроса о банке сложилось равенство сил: 17 законодателей высказались за его ликвидацию и 17 - за продление хартии банка. Будущее банка оказалось в руках вице-президента Д. Клинтона, отдавшего свой голос противникам банка. Однако, по иронии судьбы, через некоторое время сама администрация выступила инициатором создания второго Национального банка: острейшие финансовые затруднения федерального правительства во время англо-американской войны 1812 г. принудили добиваться воссоздания «аристократического» института.

В годы пребывания у власти Мэдисона противоречия между доктринами и практикой джефферсоновской партии достигли апогея. Мэдисон высказался в пользу создания второго Национального банка, который и был учрежден в 1816 г. Англо-американская война доказала жизненность гамильтоновских идей о поощрении национальной промышленности, торговли, финансов. В послании Конгрессу в 1815 г. Мэдисон решительно настаивал на необходимости интенсивного развития мануфактур и указывал, что при рассмотрении вопроса о тарифах следует принимать во внимание потребности национальной промышленности. Страна, писал Мэдисон под впечатлением от горьких уроков англо-американской войны, крайне заинтересована в строительстве «дорог и каналов», что может быть лучше всего осуществлено под началом «национальной власти». Федералисты заявили, что Мэдисон «обокрал» программу их партии.

До прихода к власти Джефферсон и его единомышленники неизменно рассматривали аграрное общество, основу которого составляли мелкие независимые фермеры, в качестве альтернативы «федералистской системе». В «резерве» мер позитивных экономических преобразований Т. Джефферсона имелась идея о бесплатном наделении всех неимущих и малоимущих сограждан земельными участками по 50 акров, выдвинутая им еще в первый год Американской революции. Он не рискнул воспроизвести ее в программе партии во время пребывания на президентском посту. Однако им были предприняты усилия для облегчения простым американцам доступа к государственному фонду «свободных» земель. Двадцать шестого марта 1804 г. Конгресс США издал постановление, снижавшее по сравнению с актом 1800 г. минимальную цену за акр продаваемой земли с 2 до 1,64 доллара, а минимальный размер поступающего в продажу участка с 320 до 160 акров. Так был сделан еще один шаг к утверждению фермерского пути в аграрном секторе США.

В годы президентства, впрочем, как и в 1790-х гг., в отличие от революционного периода, Джефферсон воздерживался от публичной критики рабства, высказывая ее только в частной переписке с близкими друзьями. Он надеялся исключительно на постепенные способы борьбы с ним. В 1807 г. Конгресс США одобрил закон, запрещающий ввоз в страну черных невольников с 1 января 1808 г. (эта дата была определена еще авторами американской Конституции 1787 г.). Безболезненное одобрение закона имело простое экономическое объяснение: южные плантаторы удовлетворяли свои потребности в рабской силе за счет ее естественного воспроизводства. Но, хотя закон, запрещающий ввоз негров в США, и не подрывал основ рабовладения в штатах, его необходимо занести в актив Джефферсона-президента, который потребовал от Конгресса вернуться к этому вопросу еще в 1806 г., то есть за два года до истечения срока, установленного авторами федеральной Конституции.

Среди джефферсоновских нововведений особое значение имели государственно-правовые преобразования и реформы. Джефферсон восстановил в полном объеме действие Билля о правах. Некоторые историки, преуменьшающие значение отмены им репрессивных федералистских законов 1798 г., указывают, что срок действия закона об иностранцах истек в 1800 г., а закона о мятеже - 3 марта 1801 г., то есть до того, как Джефферсон приступил к обязанностям президента, так что непосредственно сам он отменил только консервативный закон о натурализации. Это так, но необходимо учесть, что федералисты не смогли продлить репрессивные законы по причине серьезных политических успехов в 1800—1801 гг. республиканцев, укрепивших свое влияние в Конгрессе США. Кроме того, важно отметить, что Джефферсон в бытность президентом остался верен духу и букве Билля о правах, несмотря на то, что его политические противники широко пользовались свободой слова для дискредитации президента.

Уже в первые годы президентства Джефферсона политические противники обвинили его в трех прелюбодеяниях (самое громкое обвинение ставило ему в вину сожительство с рабыней Салли Хеммингс). Друзья и соратники Джефферсона защищали своего лидера, публикуя опровержения в прессе. Порой они вызывали лжецов на дуэль. Но ни разу глава государства и его партия, в отличие от федералистов, не прибегли к драконовским мерам и законам, ограничивавшим Билль о правах, свободу слова и печати. Президентство американского просветителя-демократа, вошедшее в анналы истории как эпоха джефферсоновской демократии, способствовало упрочению политического и идеологического плюрализма в США. Противоядие от эксцессов демократии и плюрализма джефферсоновцы видели не в репрессиях, а в повышении политической культуры нации посредством, в первую очередь, развития и совершенствования системы образования и широкого просвещения масс.

Острым и затяжным оказался конфликт Джефферсона с Верховным судом США и в целом с третьей ветвью государственной власти, в которой доминировали федералисты, стеной ставшие на пути джефферсоновских нововведений. Федералисты упрочили свои позиции в судебной системе США в последние месяцы пребывания на посту президента Д. Адамса, когда был принят закон о реформе третьей ветви власти, резко расширявший ее аппарат. Очень скоро выяснилось, что реформа носила откровенно партийный характер: федералисты заполнили новые высокие судебные должности своими ставленниками, а президент Д. Адамс утвердил назначения в последний день пребывания у власти (они вошли в анналы под названием «полуночных назначений»). Утратив власть исполнительную, федералисты попытались компенсировать потерю утверждением своего господства в органах судебной власти.

Джефферсон уже в первом послании Конгрессу потребовал отменить судебную реформу федералистов. Его сторонникам в Конгрессе сопутствовал успех, но вскоре выяснилось, что осуществить перемены в судебной системе будет непросто. На пути джефферсоновской судебной реформы встал Верховный суд США во главе с его председателем Д. Маршаллом, который в начале XIX в. стал, по сути, лидером Федералистской партии. В 1803 г., во время судебного рассмотрения отказа правительства вручить мандат одному из «полуночных назначенцев» У. Марбури, Маршалл не только развил консервативные правовые принципы, но и принял конкретные решения, которые отменяли один из федеральных законов. Этот прецедент впервые со всей определенностью закреплял право Верховного суда быть «последней инстанцией» в толковании Конституции США и признании конституционности всех актов законодательной и исполнительной власти. Формально такие полномочия придавались Верховному суду еше федеральным Законом о судоустройстве 1789 г., но, как признают исследователи, именно данное решение Маршалла вдохнуло в этот закон жизнь.

Джефферсон и республиканцы приняли вызов высшего судебного органа страны и попытались отстранить от должностей наиболее одиозных судей посредством процедуры импичмента (отстранение от должности законодательным органом за «недостойное поведение»). Вначале им сопутствовал успех: в 1804 г. с должности окружного судьи был смещен Д. Пикеринг, обвиненный в пьянстве и некомпетентности. Затем республиканцы посягнули на члена Верховного суда США С. Чейза, отстранение которого расчищало путь к смещению самого Маршалла.

Чейз был известен судебными расправами над демократами. В 1803 г. он в резкой форме публично осудил мэрилендских законодателей, добившихся отмены в штате имущественного избирательного ценза, и заклеймил преобразовательные усилия республиканской администрации как подрывающие «безопасность собственности и личную свободу». Чейз был обвинен в действиях, несовместимых с его должностными полномочиями. Последовавшие затем длительные дебаты в сенате США привели, однако, к обескураживающему для администрации результату: часть конгрессменов-республиканцев выступила в защиту Чейза, и консервативный федеральный судья был оправдан. Решение сената положило конец кампании борьбы с судьями-федералистами, носившей ярко выраженный политический характер.

Демократическая окраска отличала военную доктрину Республиканской партии и администрации. В годы президентства Джефферсон, как и прежде, неизменно отстаивал тот широко распространенный в идеологии Просвещения принцип, что создание и содержание регулярной армии и флота в мирное время несовместимы с основами демократического правления.

Как в частной переписке, доверительных беседах, так и в публичных обращениях, ежегодных посланиях Конгрессу Джефферсон неизменно доказывал, что в мирное время штаты должны полагаться исключительно на добровольные милицейские соединения. В подобные образования он предлагал включить молодых американцев в возрасте от 18 до 26 лет, которые призваны были овладевать воинским искусством в свободное от основных занятий время. Что касается регулярной армии, то Джефферсон добивался ее постепенного сокращения вплоть до полной ликвидации. Уже в начальный период деятельности администрации армия США была сокращена более чем в полтора раза: с 5438 до 3312 человек. Большая ее часть была рассредоточена в фортах на западном «фронтире».

Резкому сокращению подвергся и военно-морской флот. Уже в конце первого года деятельности джефферсоновской администрации ее отчеты зафиксировали продажу 15 фрегатов. Конгресс США распорядился оставить в военно-морских силах США 13 фрегатов, причем 7 из них должны были находиться в постоянном резерве. Военно-морская доктрина республиканцев предполагала развитие американского флота исключительно на основе легких судов, которые должны были нести береговую охрану США.

Военная доктрина джефферсоновиев дала трещину в момент обострения в 1807 г. англо-американских противоречий. Они вынуждены были отказаться от нее в условиях чрезвычайных обстоятельств и вопреки своим желаниям санкционировали расширение военных расходов.

Внешнеполитические проблемы, с которыми приходилось иметь дело администрации Джефферсона, заключали в себе серьезные испытания для ряда доктрин Республиканской партии. Одна из таких проблем была связана с приобретением в начале 1800-х гг. Луизианы.

Возможность присоединения Луизианы, увеличивавшей размеры США почти вдвое, возникла в связи с неудачными попытками Наполеона Бонапарта осуществить французскую колониальную экспансию в Новом Свете. Заключив осенью 1800 г. сделку с Испанией, Наполеон Бонапарт добился возвращения Франции Луизианы и Нового Орлеана, ключевого порта в устье Миссисипи. Лидеры республиканцев, узнав об этом, забили тревогу. Их лояльность и симпатии к Франции сменились антифранцузскими высказываниями. Джефферсон объявил, что «передача испанской провинции Луизианы Франции» ведет к смешению всех акцентов во внешнеполитической стратегии США. В письме к американскому посланнику в Париже Р. Ливингстону президент был еще более категоричен. «Новый Орлеан, - заявил он, - единственное место на земном шаре, владелец которого является естественным и извечным врагом американского народа». В случае сохранения Нового Орлеана за Францией, заключал Джефферсон, американцы должны будут предпочесть в качестве друга и союзника Англию.

Дальнейшее развитие событий все же благоприятствовало сохранению американо-французских связей. После того как в 1802 г. французская армия потерпела поражение в Сан-Доминго, советники Наполеона Бонапарта внушили ему мысль, что без Сан-Доминго Луизиана не представляет никакой ценности для Франции. В итоге этих перипетий американским представителям на переговорах в Париже сопутствовал сенсационный успех: французская сторона согласилась уступить Луизиану вместе с Новым Орлеаном за 15 млн. долл.

Приобретение Луизианы означало нарушение федеральной Конституции, ни одна статья которой не подразумевала наличия подобных прав у правительства США. Теперь уже федералисты обвиняли джефферсоновцев в попрании Основного закона, выступая сторонниками его «узкого толкования». Джефферсоновцы, напротив, склонялись к «широкому толкованию» конституции, не отличавшемуся, по сути, от подхода Гамильтона в период создания Национального банка.

Выгодная покупка Луизианы способствовала обретению джефферсоновцами прежнего лица «французской партии» и отказу от идеи возможности сближения с Великобританией. Дальнейшее развитие событий способствовало стремительному ухудшению их отношений. После возобновления в 1803 г. войны в Европе Англия и Франция приняли серию указов, направленных на блокирование торговых связей противника с другими, в том числе и нейтральными, государствами. Репрессивные меры Англии, утвердившей после разгрома в 1805 г. французского флота под Трафальгаром свое бесспорное превосходство на море, были особенно чувствительны для американцев. В конце 1807 г. Джефферсон подписал закон об эмбарго, накладывавший ограничения на все внешнеторговые связи страны. Закон преследовал цель укрепления национального суверенитета США, и ради ее достижения республиканское правительство было готово идти на серьезное ограничение интересов торговых и финансовых кругов страны.

«Плата» за укрепление национального суверенитета США, назначенная администрацией, оказалась, однако, неприемлемой для самих торговых и финансовых кругов и их политического лидера — Федералистской партии. В ответ на закон об эмбарго федералисты организовали в штатах Новой Англии митинги протеста, способствовавшие усилению сепаратистских настроений и тенденций на Северо-Востоке страны.

Сепаратистская идея пустила корни в штатах Новой Англии еще в первые годы президентства Джефферсона. В 1803—1804гг. так называемая «эссекская хунта», включавшая наиболее консервативных федералистов Массачусетса, организовала заговор, направленный на отделение Новой Англии от Союза. Ее глава Т. Пикеринг вступил в переписку с другими лидерами Федералистской партии с целью склонить их в пользу образования северо-восточной конфедерации. План «эссекской хунты» заключал в себе не только протест против усиления политического влияния в Союзе южных штатов, но и попытку приостановить процесс демократических нововведений хотя бы в штатах Новой Англии. После того как его отказались поддержать Д. Кэбот, А. Гамильтон и другие видные вожди федералистов, сепаратистское движение пошло на убыль. Но в 1808 г. оно оживилось и развивалось по восходящей линии вплоть до Хартфордского конвента, созванного сепаратистами в 1814 г., в разгар англо-американской войны.

Эволюция Федералистской партии в начале XIX в. означала все большее скатывание ее с позиций национальной на позиции узкорегиональной партии. После поражения на выборах 1800 г. партия раскололась, по определению американского историка Д. Фишера, на «старых» и «молодых» федералистов. Первые, ортодоксы, принадлежали к поколению отцов-основателей партии; вторые, прагматики, сформировались как политики в избирательных сражениях в послереволюционный период. Ортодоксы не отступили от заветов партии и в 1800-х гг. Типичным выражением их позиции могут служить слова федералиста из Северной Каролины Р. Дейви, адресованные в 1803 г. избирателям: «Я хочу заявить со всей откровенностью, что никогда не отказывался и не откажусь от своих принципов в угоду чьим-либо мнениям, независимо от того, исходят они от власть предержащих или от оппозиции. Мне не хотелось бы получать голоса тех, кто не готов предоставить мне полную свободу в отстаивании интересов моего округа, как понимаю их я сам...» Девизом же поколения федералистов-прагматиков могли служить слова У. Паттерсона из Нью-Джерси: «Демократические настроения в стране крепнут день ото дня, и мы должны следовать гласу народа, так как в противном случае народ не пойдет за нами...»

Многие принципы федералистов 1790-х гг. не могли слепо копироваться в 1800-х гг. уже по той причине, что серьезно изменилось положение партии в системе власти. Часть федералистов быстро убедилась, что, оказавшись в оппозиции, необходимо отстаивать иные ценности. Так, они признали полную абсурдность защиты идеи сильной президентской власти в условиях, когда в президентском кресле оказался представитель соперничающей партии. Отдельные федералисты выступили с ультрадемократическими предложениями реформы президентской власти. Например, Д. Хилхауз предложил сократить срок полномочий главы государства до одного года.

Некоторые федералисты, перейдя в оппозицию, предстали горячими поборниками народовластия. Конгрессмен Д. Пирсон, в частности, призвал законодателей предоставить народу «право отзывать их по своему желанию». Некоторые представители партии даже предложили изменить ее название, считая, что оно должно включать одно из определений — «республиканская» или «демократическая», — популярных в народе. Они стали доказывать избирателям, что отношение федералистов к демократии ничем не отличается от отношения джефферсоновцев и что различий между партиями в этом вопросе больше не существует. Более того, федералисты «новой волны», критикуя противоречия политического курса джефферсоновцев, обличали их в демагогии, а себя представляли в роли подлинных выразителей «гласа народа».

Как показали события, новый имидж федералистов стал внедряться в сознание избирателей с большим опозданием, а главное, уже после того, как партия приобрела среди широких слоев американцев прочное реноме противницы демократии. Основное упущение Федералистской партии в сравнении с джефферсоновскими республиканцами в области политической стратегии и идеологии заключалось в том, что партия не сумела осознать значения политической демократии как основополагающего метода взаимодействия с избирателями и важного неотъемлемого звена политической системы. Федералисты, констатировал в 1808 г. Н. Уэбстер, сторонник обновленческих подходов, не только «оказали сопротивление силе общественного мнения», но и «не разобрались в средствах, при помощи которых управляются все представительные государства».

Догматизм федералистов ярко проявился и в их внешнеполитической доктрине, что раскрывалось по мере обострения англо-американских отношений. Лидеры федералистов обнаружили неспособность и нежелание разобраться в объективных причинах углубления англо-американских противоречий, среди которых одной из главных было открытое попрание Великобританией прав молодой североамериканской республики, твердое намерение поставить ее на колени.

Объявление Соединенными Штатами в 1812 г. войны Англии было встречено федералистами в штыки. Главный их мотив был очевиден: ущерб США от нарушения Великобританией их морских и торговых прав был гораздо меньше выгоды, извлекавшейся из экономических отношений с бывшей метрополией. Политические деятели из Новой Англии, удерживавшие руководство в Федералистской партии, были, казалось, готовы на любые унижения национального суверенитета США со стороны Лондона, при том условии, что финансисты и купцы Северо-Востока продолжали бы получать прибыль от экспортно-импортных операций с Англией.

Меркантильные мотивы федералистов привели их в итоге к шагу, расцененному многими американцами как предательство: в 1814 г., в разгар англо-американской войны, они предприняли попытку отделения штатов Новой Англии от Союза. Этот шаг оказался для партии самоубийственным: федералисты дискредитировали себя в глазах нации и вскоре сошли с ее политической арены.

На президентских выборах 1816 г., первых после завершения англо-американской войны, у кандидата от Республиканской партии Д. Монро практически не было соперников (за него было подано 183 голоса выборщиков, а за федералиста Р. Кинга только 34). Сам же период президентства Монро вошел в американскую историю под названием «эра доброго согласия», что не в последнюю очередь подразумевало безраздельное господство на политической арене Республиканской партии. Для истории США в целом он все же был исключением, а правилом как раз оказалось двухпартийное соперничество, многие принципы которого оформились в 1790—1810-х гг. Ведущая роль в утверждении этих принципов принадлежала джефферсоновским республиканцам — партии, которая, прийдя в 1800 г. к власти, сумела сочетать нововведения с сохранением фундаментальных экономических и политических первооснов, заложенных в федералистский период.

В годы первой двухпартийной системы обозначились три принципа — консенсус, преемственность, альтернативность, — которые стали характерны для последующих двухпартийных систем. Первый принцип означал согласие двух партий в отношении основ североамериканского общества, обретших завершенный вид в годы революции. Обе партии признавали нерушимыми принципы частной собственности, экономической конкуренции и рыночных отношений. В качестве основополагающих и нерушимых государственно-правовых принципов они приняли республиканизм, федерализм, представительное правление, разделение властей, «сдержки и противовесы», политический плюрализм.

Принцип преемственности, продемонстрированный впервые Республиканской партией после смены ею федералистов у кормила власти, означат конструктивное отношение к наследию побежденной партии. До прихода к власти джефферсоновцы были сторонниками аграрно-фермерского развития США, но после своей победы они признали также необходимость индустриально-торгового пути, усиленно стараясь сгладить противоречия между этими двумя путями.

Принцип альтернативности проявился в том, что Республиканская партия смогла предложить реальную программу реформирования американского общества. Между республиканцами и федералистами существовали состязательность и зримые отличия, избиратели видели их и имели возможность выбора на зарождавшемся «политическом рынке». Серьезное различие между двумя партиями заключалось в том, что республиканцы признавали значение политической демократии в качестве основополагающего механизма политической системы, а также поддерживали демократические нововведения в социальной и экономической сфере. Республиканцы пестовали демократическую модель либерализма и капитализма, в то время как идеология и политика федералистов

12.01Вильгельм Оранский. Последние годы жизни

12.01Вильгельм Оранский. Борьба за единство Нидерландов

09.01Вильгельм Оранский в 1567 - 1576 гг.

04.09Вильгельм Оранский. Вождь оппозиции

04.09Вильгельм Оранский. Начало политической деятельности