Арабский Халифат в правление халифов аль-Махди и Харуна ар-Рашида

Новый халиф аль-Махди (775—785) получил по понятиям того времени хорошее воспитание. Его наставником был образованный и сведущий в политике перс, катиб Абу Убайдаллах Муавия, который обучил его многим наукам, в том числе придворной учтивости. Для того чтобы отрок не порвал с арабскими традициями, аль-Мансур сделал его учителем также и известного знатока арабской грамматики и поэзии аль-Муфаддала ад-Дабби (умер в 784 г.), который в 756 году составил для своего ученика знаменитую книгу «аль-Муфаддалият» — антологию лучших арабских поэтов. В соответствие со вкусами того времени, в антологию вошло 126 поэм, принадлежавших 66 авторам, из которых 60 творили еще в доисламское время. Таким путем аль-Муфаддал рассчитывал привить своему воспитаннику любовь к исконному арабскому поэтическому искусству.

Однако уже начали сказываться новые веяния, связанные с проникновением иноземных влияний в некогда скромный быт арабских властителей. Под влиянием Абу Убайдаллаха аль-Махди завел придворные иранские обычаи, и древневосточный церемониал, характерный для Сасанидов, возродился при нем в арабском обличий. Халиф отделил себя от подданных многочисленной стражей, доступ к нему охранялся особым камердинером — хаджибом. Двор, семья и гарем халифа, придворные и домашние слуги образовывали некий центр империи. В отличие от сурового и достаточно скромного аль-Мансура аль-Махди не вел строгий образ жизни, а любил развлечения в кругу друзей и сотрапезников.

С момента восшествия аль-Махди на престол его наставник Абу Убайдаллах Муавия стал его главным помощником. Вне зависимости от того, как именовался его пост, он фактически играл роль вазира. Он надзирал за государственными финансами и деятельностью всех чиновников, то есть в его руки перешли все важнейшие функции, связанные с управлением государством. При нем и под его влиянием изменилась система налогообложения в сельской местности. Фиксированный налог с земледельцев аль-Махди заменил системой пропорционального обложения, при которой учитывались размеры ежегодного урожая и колебания цен на рынке. Однако вскоре Абу Убайдаллах утратил благорасположение халифа. Его отставка была связана со стремлением аль-Махди обосновать легитимность власти Аббасидов на новой основе.

Как раз в это время, как показали дальнейшие события, среди последователей хусайнида Зайда ибн Али, внука третьего шиитского имама Хусайна, возглавившего восстание против омейядского халифа Хишама в 740 году и погибшего в сражении с халифским войском, и его племянника имама Джафара ас-Садика (умер в 765 г.) складывалась новая теория имамата, согласно которой любой алид мог, за заслуги перед общиной, быть избран имамом-халифом. Последствия этих теоретических размышлений стали сказываться позднее при Харуне ар-Рашиде, но уже аль-Махди, по-видимому, ощутил исходящую от этих теорий угрозу правящей династии. Именно поэтому, а также для того, чтобы снискать благорасположение суннитского большинства, он решил в 780 году отказаться от теории, трактующей получение Аббасидами власти на основе завещания Абу Хашима, и обосновать претензии династии на власть наследованием ее от основателя династии аль-Аббаса, признанного главой правоверных самим Пророком.

Дабы смягчить недовольство Алидов этим поворотом в политике, аль-Махди предпринял ряд мер. Прежде всего он объявил амнистию всем участникам хасанидского мятежа, во время которого аль-Мансур расправился с хасанидом Мухаммадом ибн Абдаллахом и его братом — Ибрахимом. Он неожиданно обвинил своего мудрого и преданного советника Абу Убайдаллаха в «тайном манихействе», отстранил его от вазирства и назначил на его место алида Иакуба ибн Дауда, объявив его «братом Аллаха» и тем самым удостоверив, что между ним и Иакубом существует «духовное родство», подобно тому, которое, по мнению шиитов, постоянно существует между имамами и их миссионерами.

Между тем Иакуб в прошлом входил в число приближенных Насра ибн Саййара в Хорасане, то есть придерживался четко выраженной проомейядской ориентации, а позднее оказался замешенным в восстании Мухаммада ибн Абдаллаха (762 г.) и за это был посажен аль-Мансуром в тюрьму. Теперь аль-Махди его помиловал и назначил на высокий пост. Он рассчитывал, что Иакуб, имевший большие связи в кругах последователей Зайда ибн Али, поможет ему наладить отношения с шиитами. По стране поползли слухи, что с приходом Иакуба во власть зайдиты будут добиваться высших постов в государстве. Однако всеми этими действиями аль-Махди не сумел привлечь шиитских лидеров на свою сторону. Сами Алиды отреклись от Иакуба и объявили его предателем, а новый вазир, не оправдавший надежд аль-Махди, вскоре впал в немилость.

В пестрой по своему религиозному и культурному составу империи, каким был Халифат, неизбежно должна была возникнуть тенденция к возрождению традиционных религиозных верований, а также к появлению различных сектанских и еретических теорий внутри самого исламского общества. Когда Аббасиды пришли к власти, у них возникли проблемы с новыми мусульманами из числа бывших зороастрийцев. Среди обращенных в ислам иранцев были широко распространены чуждые исламу учения. При Омейядах в оппозиционных к арабской власти слоях общества еще сохранялись традиционные верования и ныне, по мере распространения новой религии, они все отчетливее заявляли о себе уже в самом исламском обществе. Тех, из числа вновь обращенных, кто придерживался чуждых исламу взглядов, традиционалисты именовали зиндиками-еретиками. Багдадские теологи были убеждены, что многие иранцы-мусульмане сохраняют манихейские верования и мечтают лишь о том, чтобы с их помощью разрушить ислам.

Манихейство возникло в Иране в середине III века. Создатель учения Мани (216—276) описывал мир с помощью бинарных противопоставлений: свет — тьма, дух — материя, добро — зло и т. д. Вера в дуализм творения, сложившаяся не без влияния гностических учений (гностицизм — совокупность религиозно-философских учений, в которые формирующаяся христианская догматика включала чуждые христианству языческие верования — учения неоплатоников, пифагорейцев и т. д.), освобождала доброго Бога от ответственности за творящееся в мире зло и предоставляла человеку свободу выбора. Это на практике давало человеку право на независимый подход к исламскому вероучению. Сторонники учения Мани активно занимались прозелитизмом среди горожан и кочевников Восточного Ирана и Мавараннахра.

Термин «зиндик» (напехлеви «зандик» — «интерпретатор») применялся ортодоксальными зороастрийцами сасанидского государства по отношению к сторонникам манихейского учения за то, что они практиковали «занд» — неортодоксальное толкование священной книги зороастризма — Авесты.

В исламе термин «зиндик» приобрел более широкое значение. Зиндиками-еретиками стали именовать людей, либо открыто отвергавших ислам (как это было в восточных провинциях Халифата), либо подвергавших критике некоторые его основные доктрины. Зиндик стал особенно преследуемой фигурой с середины VIII века, когда начались активные культурные контакты арабов с Ираном. И во время правления аль-Махди, и при сменивших его халифах, исламские традиционалисты воспринимали всякое проявление «зиндикизма» (под которым они чаще всего подразумевали манихейство), как враждебную исламу теологию.

В мусульманском мире не было ортодоксии в том смысле, в каком этот термин понимался в христианстве. Ислам не знал ни организованной церкви, ни, стало быть, иерархизированного духовенства, ни церковных соборов, которые могли бы выносить по спорным богословским вопросам решения, подлежавшие неукоснительному выполнению членами общины.

Характер мусульманского теократического государства позволял считать законными действия того или иного политического руководителя (халифа, наместника или военачальника, чиновника, судьи и других) лишь в том случае, если можно было доказать, что в аналогичных обстоятельствах именно так действовал сам Пророк, или что в его речах содержались соответствующие предписания. Поэтому все истории о деяниях и речениях Пророка — хадисы, собрание которых составляло сунну, тщательно фиксировались и легли в основу не только мусульманского права, но и всей жизни средневекового мусульманского общества. Последователей традиции (тех, кто в своих взглядах и действиях строго придерживался предписаний Корана и сунны) именовали салафитами (от «салафа» — «предшествовать, быть раньше») то есть традиционалистами, а в европейском понимании термина «ортодоксами». Сами традиционалисты именовали себя «сторонниками сунны и общины» (ахл ас-сунна валь-джамаа) или «людьми хадиса» (ахл аль-хадис), и их наиболее последовательные и фанатичные идеологи активно боролись против всякого отступления от буквы священной книги (Корана) и сунны и против любого проявления «зиндикизма», как они его понимали. Недоверие к новым мусульманам (мавали) было широко распространено среди теологов. В сознании традиционалистов, которые внесли свой вклад в свержение Омейядов, новая династия обязана была защищать старинные исламские традиции, истинными носителями которых могли быть, по их представлению, в первую очередь арабы. Мавали же, воспринявшие язык арабов и новую веру путем обращения, вся процедура которого сводилась лишь к простому повторению символа веры, по мнению их недоброжелателей делали это не по сердечному влечению, а лишь для того, чтобы обрести богатство и власть. Их подозревали в том, что они втайне придерживались старых верований. И действительно, во многих иранских семьях еще сохранялись традиция и практика зороастризма и манихейства.

По мнению строгих мусульман, истинное исламское благочестие было неведомо мавали. Арабский писатель и теолог аль-Джахиз (775—868) писал, что не было такого катиба (писца из мавали), который имел бы привычку держать Коран возле своей постели, то есть постоянно заниматься чтением священных текстов. При этом любопытно, что в то время как в Багдаде и вообще в Ираке в зиндикизме обвиняли за всякое проявление распущенности, в Хорасане и в других иранских областях подобное обвинение предъявлялось наоборот сторонникам крайних форм аскетизма. Особенно возмущались благочестивые традиционалисты секулярным и гедонистическим стилем жизни в столице, усвоенным под влиянием иранских придворных традиций. Они обвиняли в «зиндикизме» тех, кто, по их мнению, более всего был виновен в нарушении исламского благочестия, причем такие обвинения не всегда были связаны с теологическими принципами, но чаще они носили характер риторического осуждения распущенности нравов.

В восточных провинциях Халифата многие люди открыто отказывались принять ислам, и религиозно-политические движения не маскировались верностью учению Пророка, но вступали в вооруженную борьбу с властями. Их идеология, даже если она не была манихейством, содержала элементы манихейско-гностических и других восточных вероучений, выражавшиеся в четком дуализме и в жестких формах аскетизма.

Постепенно «зиндикизм» в разных видах стал распространяться все более открыто не только на востоке, в иранских провинциях, но и среди образованных людей Багдада, значительную часть которых составляло чиновничество из мавали. Этому способствовало возрастающее участие иранцев в администрации и культурной жизни центральных областей Халифата, которые были охвачены иранским «культурным национализмом» (шуубией). Споры о приоритете в области культуры происходили в различных литературных кружках вплоть до XI века. В этой среде и процветали различные манихейско-гностические идеи. Арабский историк и географ аль-Масуди (умер в 956 г.) свидетельствует, что произведения Мани, гностиков Бар Дайсана и Маркиона широко циркулировали в арабских переводах, об их религиозных системах писались трактаты.

В восточных частях Халифата (Иране, Мавараннахре, Закавказье) вторая половина VIII века и весь IX век прошли под знаком почти непрерывных, преимущественно крестьянских, восстаний, носивших национальный характер и направленных против арабского господства. Идеологической оболочкой этих восстаний было учение хуррамитов, которых именовали также маздакитами. Маздак (V—VI в.), зороастрийский жрец-мабед, создал учение, в котором объединил элементы зороастризма, манихейства и некоторых христианских сект. Хуррамиты восприняли учение Маздака, дополнив его идеями, позаимствованными у крайних шиитов. Именно от шиитов хуррамиты усвоили теорию о непрерывном воплощении Бога в людях, сперва в пророках от Адама до Мухаммада, а потом в хуррамитских пророках-вождях. Есть предположение, что сам термин «хуррамия» ведет свое происхождение от персидского слова «хуррем» («ясный, светлый»), или от «хур» («хвар») — «солнце, огонь». Одно из наиболее длительных хуррамитских восстаний разразилось во второй половине VIII века при халифе аль-Махди. После казни в 754 году Абу Муслима в восточных областях Халифата многие проповедники претендовали на роль его преемников. Таким был Хашим ибн Хаким, уроженец Хорасана, в прошлом один из сподвижников Абу Муслима. Хашима называли аль-Муканной (носящим покрывало), ибо он прикрывал свое лицо, как говорили его последователи, чтобы спасти своих сподвижников от непереносимого сияния, а его противники — чтобы люди не видели его безобразной внешности. Аль-Муканна был старым врагом Аббасидов и еще при халифе аль-Мансуре за свою Деятельность был схвачен в Мерве и заточен в тюрьму в Багдаде, откуда бежал.

Еще до появления аль-Муканны в Мавараннахре значительная часть Средней Азии и Северо-Восточного Ирана была охвачена антиарабским восстанием «людей в белых одеяниях», получивших такое наименование за одежду, в которую они облачались.

Прибыв в 776 году в Мавараннахр, аль-Муканна начал выступать с проповедями. Он привлек к себе множество сторонников, главным образом из числа сельских жителей, и стал во главе восстания. Себя аль-Муканна выдавал за последнее воплощение божественного духа на земле и призывал бороться с арабами и исламом. Он утверждал, что способность к пророческой деятельности эманировала от Всевышнего и сперва манифестировалась в библейских пророках, затем в Иисусе Христе и Мухаммаде, затем в Абу Муслиме, а теперь перешла к нему. В своих проповедях он учил, что извечно существует борьба добра со злом, света и тьмы, причем господствующие порядки он отождествлял со злом, а свет добра искал в патриархальном прошлом.

Восстание аль-Муканны в значительной мере инспирировалось крайними формами шиитской идеологии и подкреплялось социальными требованиями. Идеализируя прошлое, сторонники аль-Муканны представляли себе свободный общинный строй золотым веком всеобщего равенства и изобилия. Основной причиной зла они считали феодальную собственность на землю и стремились заменить ее собственностью общинной, то есть восстановить древние порядки, при которых их предки не страдали от власти землевладельцев и лихоимства сборщиков податей.

Таким образом в движении аль-Муканны сложно сочетались социальные, национальные и религиозные элементы. Но власти Багдада были склонны игнорировать социальные элементы, а в религиозных идеях видели в первую очередь угрозу господству династии и исламу, как со стороны претендовавших на власть Алидов, так и со стороны возрождающегося манихейства, элементы которого легко можно было обнаружить в проповедях аль-Муканны. Поэтому халиф начал поход против «зандака», которое понималось как манихейство, для чего учредил специальный суд или инквизицию «михну» (от глагола «махана» — «подвергать тяжелому испытанию»). Ранее обвинение в зиндикизме было предъявлено чиновнику и образованному литератору Абдаллаху ибн аль-Мукаффе. Ныне инквизиция обрушилась на Абу Убайдаллаха и других лиц с тем же обвинением.

На первых порах аль-Муканне сопутствовал успех. Он сумел захватить Бухару, но удержать город не смог. Тогда он соорудил в горах крепость, в которой много лет сопротивлялся аббасидскому войску. В конце концов аль-Махди сам стал во главе военной операции, и в 783 году крепость пала, а аль-Муканна и его сподвижники покончили с собой.

Аль-Махди умер в 785 году, и после его смерти началась обычная в истории Халифата борьба между претендентами на престол. Один из сыновей аль-Махди — Муса аль-Хади был в это время правителем Джурджана, а второй — Харун ар-Рашид — Азербайджана и Армении. Каждый из претендентов имел собственную администрацию и советников, готовых бороться за власть своего патрона. Аль-Махди понимал, что после его смерти может возникнуть кровавая междоусобица. Поэтому перед смертью он отправился в Джурджан с намерением уговорить Мусу аль-Хади, которого первоначально намечал в преемники, отказаться от престола в пользу Харуна. Неожиданная смерть аль-Махди в дороге нарушила его планы и привела аль-Хади к власти (785—786).

Хотя Харун добровольно признал аль-Хади халифом, поползли слухи, что тот вознамерился убить возможного соперника. Тогда в дело вмешалась мать обоих претендентов, деятельная Хайзуран. По каким-то причинам она сочла для себя более выгодным передать власть в руки Харуна ар-Рашида (786—809) и отравила аль-Хади. С приходом Харуна к власти Хайзуран обрела огромное влияние в политической жизни государства и пользовалась им до самой смерти в 790 году. За год своего правления аль-Хади успел войти в историю как виновник жестокой расправы над алидскими лидерами близ Мекки в 786 году, что, возможно, было одной из главных причин, побудивших Хайзуран к столь решительным действиям.

С приходом к власти Харун столкнулся со множеством проблем. В последние десятилетия VIII века в Халифате все больше давали о себе знать региональные различия. Происходила консолидация старых и образование новых региональных этнических общностей, и роль арабов в качестве объединяющей империю военной силы заметно сокращалась. Иранские провинции и Магриб непрерывно пребывали в состоянии волнения, а северные провинции Халифата все сильнее ощущали угрозу со стороны византийских императоров.

Начатая еще при Омейядах политика, направленная на укрепление центральной монархической власти и организацию государственного управления по сасанидскому образцу, была успешно продолжена при Аббасидах, в частности при Харуне ар-Рашиде. Поскольку Аббасиды пришли к власти при поддержке иранских военных формирований, роль иранской военщины в государстве и армии стала преобладающей. Персы-хорасанцы, принятые в семью Аббасидов в качестве так называемых «сыновей», образовали основное военное ядро аббасидской армии. Это освободило халифскую власть от постоянного давления арабско-бедуинского войска, сохранявшего племенную структуру и вмешивавшегося в государственные дела, как это было при Омейядах. Упадок престижа и роли арабских племенных ополчений нашел свое выражение в сокращении вознаграждения арабским воинам (мукатилун). Пенсии стали выплачиваться не всем несущим военную службу арабам, но только представителям исламской аристократии из рода хашим и Алидам.

Другим симптомом падения роли арабов в центральной администрации было появление на халифском престоле, в результате рождения наследников от жен халифов и их рабынь-наложниц неарабского происхождения, правителей смешанных кровей. Так, мать Харуна ар-Рашида Хайзуран была наложницей аль-Махди, купленной для него у работорговца.

Подобно отцу, Харун ар-Рашид вступил на престол окруженный целой армией иранских советников и секретарей, готовых приложить все свое умение, чтобы наладить государственную машину. Многие мавали начинали свою карьеру с самых низших должностей и постепенно доходили до вершин власти, таща за собой целую цепочку клиентов-чиновников. Все они были преданны правящей династии, от которой полностью зависело их благополучие.

Секретари-катибы были образованны как в духе арабской, так и иранской традиции. Еще при Омейядах первый крупный арабский прозаик иранец Абдаллах Ибн аль-Мукаффа переводил с персидского на арабский дидактические иранские сочинения, желая ознакомить арабскую знать со своей родной культурой и «цивилизовать» арабских правителей, демонстрируя преимущества иранской государственно-административной организации. Свое культурное превосходство и пренебрежение к исконным арабским традициям выражали часто поэты из мавали, за что порой расплачивались жизнью. Тяжелая судьба выпала на долю казненного по приказу аль-Махди поэта-слепца, перса Башшара ибн Бурда (714—783), дерзко писавшего, обращаясь к арабам: «Неужели ты, сын пастуха, рожденный женой пастуха, пытаешься соперничать в славе с племенем благородных? Ты обречен на неудачу! Ведь прежде, когда ты хотел пить, ты лакал воду вместе с собакой из дождевой канавы!» Башшару ибн Бурду вторил другой поэт-панегирист, живший при дворе Харуна ар-Рашида и аль-Амина — Абу Нувас (умер около 813 г.): «Мне говорят: «Вспомнил бы ты в стихах кочевье племени асад! Да не будет обильно твое молоко! Скажи, что это за племя асад? Не заимствуй у бедуинов ни их развлечений, ни их образа жизни. Ведь жизнь их — бесплодная земля... Куда там кочевью до дворцов Хосрова!»

Важнейшим свидетельством роста влияния иранцев на дела Халифата может служить возвышение Бармакидов. Глава рода Иахья ибн Халид, выдвинувшийся еще во времена правления аль-Махди, занял при Харуне ар-Рашиде место главного советника. Именно ему Харун ар-Рашид был обязан своим спасением при халифе аль-Хади и, взойдя на престол, доверил ему ведение всех государственных дел. Предшественники Харуна также заводили помощников из мавали, однако никто и никогда при Аббасидах не обладал такой властью в государстве, как Иахья. У Иахьи хранилась личная печать халифа, он принимал жалобщиков и имел решающий голос при всех назначениях высокопоставленных чиновников, вплоть до эмиров в провинции. На протяжении первых семнадцати лет правления Харуна ар-Рашида Бармакиды управляли всеми делами огромного государства и именно им халиф в значительной степени был обязан процветанием империи.

Иахья несомненно обладал выдающимся талантом государственного мужа, но прочностью своего положения он в значительной мере был обязан поддержке Хайзуран, которая видела в нем ценнейшего помощника во всех делах. Сыновья Иахьи также занимали высокие посты. Кроме того, что они были наставниками сыновей Харуна (аль-Фадл — аль-Амина, Джафар — аль-Мамуна), они неоднократно назначались губернаторами провинций. Аль-Фадл управлял пограничными областями Западного Ирана, одно время заведовал администрацией в Хорасане (792—796), где сумел навести порядок и организовать ирригационное строительство, чем способствовал процветанию области. Позднее он был наместником Ирака, Центрального Ирана, Табаристана, Азербайджана и Армении (796— 802). При нем власть мусульманского государства укрепилась в Мавараннахре. Его возвышению помогало то, что он был молочным братом самого Харуна ар-Рашида.

Джафар был человеком совершенно иного склада. Правда, он также временами управлял Египтом, Сирией, а, позднее, и Хорасаном, но в провинции выезжать не любил, обычно жил в Багдаде. Харун ар-Рашид ценил общество Джафара, его остроумие, образованность и умение себя вести, часто приглашал его во дворец и сделал его своим собеседником и сотрапезником (надимом).

Мудрые и опытные политики, Бармакиды всячески старались добиться известной консолидации в мусульманском обществе, дабы предотвратить возможный распад государства. Предметом их особого беспокойства было положение в восточных областях Халифата, а также проблема взаимоотношений правящей династии с Алидами, к которым они старались проявлять максимум снисходительности даже в тех случаях, когда те открыто демонстрировали оппозицию властям.

Особое внимание Бармакиды уделяли иранским областям империи. В силу своего происхождения они, вероятно, сочувствовали возрождению национальных чувств в Хорасане и других восточных областях и были озабочены тем, как улучшить условия жизни обитателей этих провинций. Порой это вызывало недовольство Харуна, с подозрением наблюдавшего за процессами национального подъема в иранских провинциях империи. В условиях возрождения сасанидских государственных традиций и придворного церемониала Бармакиды служили при халифском дворе как бы живым воплощением былого иранского блеска. Их богатство, щедрость и великодушие снискали симпатии современников, что часто вызывало в душе халифа чувство досады. И хотя Бармакиды полностью предоставляли свой административный талант в распоряжение халифа, в сознании Харуна постепенно созревала мысль о том, что, исходя из его политических целей и для защиты личной самодержавной власти от возможного посягательства могущественного рода, ему следует избавиться от Бармакидов.

Подобно аль-Мансуру и аль-Махди, Харун ар-Рашид более всего опасался Алидов и вел за ними постоянное наблюдение. Он принял ряд мер, чтобы пресечь выступления Алидов против правящей династии. Один из Алидов, Иахья ибн Абдаллах, брат Мухаммада ибн Абдаллаха, в свое время поднявшего восстание против Аббасидов и погибшего в сражении с войском Исы ибн Мусы в 762 году, попытался создать в 792 году в Дайламе и Табаристане независимый эмират. Его поддержал через своего посланца Бармакид аль-Фадл. Позднее аль-Фадл от Иахьи отрекся и посоветовал ему сдаться халифской армии. Иахья получил от Харуна обещание безопасности (аман), но после приезда в Багдад был заключен в тюрьму, где и умер.

В дальнейшем аль-Фадл также вел себя довольно двусмысленно и независимо по отношению к Алидам. Когда хусайнид Муса аль-Казим, ставший позднее седьмым шиитским имамом, был передан в его руки для наказания, он, вопреки воле Харуна, обращался с ним уважительно, хотя Муса был обвинен в изменческих намерениях, призван из Мекки в Багдад и впоследствии в 799 году казнен. Терпимая политика Бармакидов по отношению к Алидам вызывала недовольство Харуна. В гневе он даже лишил аль-Фадла всех полномочий и отстранил его от власти. Аль-Фадла спасло лишь заступничество его отца Иахьи и то обстоятельство, что, испугавшись, он сам отдал приказ о казни Мусы. Однако, еще за четыре года до окончательной расправы с Бармакидами, аль-Фадл был посажен под домашний арест. Это был первый сигнал усиливающейся враждебности халифа к пользовавшемуся уважением во всех слоях общества роду.

В 790 году умерла покровительствовавшая Бармакидам мать халифа — Хайзуран, и Харун получил большую свободу действий в управлении страной. Поскольку сыновьям Иахьи — аль-Фадлу и Джафару было поручено воспитание наследников престола, Харун видимо опасался, что после его смерти они могут возглавить государственную политику.

Однажды ночью в 803 году Харун неожиданно приказал схватить и казнить своего советника Джафара, а вазира Иахью и его второго сына аль-Фадла бросить в тюрьму, где они и умерли. Нет сомнения в том, что Харун давно готовил эту операцию и неожиданной она показалась лишь людям, слабо осведомленным в придворной кухне. Жестокая расправа над Бармакидами, так поразившая современников, была следствием давно назревавшего конфликта.

Традиция сохранила образ Бармакидов как людей щедрых и великодушных, покровительствовавших ученым и поэтам. Они стали легендарными персонажами средневекового фольклора, сказок и новелл «Тысячи и одной ночи», как и сам Харун ар-Рашид, хотя образ халифа в народной литературе существенно отличается от своего реального прототипа.

Преемником Бармакидов явился некий аль-Фадл ибн ар-Рабиа, сын одного из хаджибов (привратников) аль-Мансура. Это был завистливый интриган, сыгравший, видимо, немалую роль в падении Бармакидов. Его место при Харуне было значительно скромнее, ибо халиф сам решал важнейшие государственные дела. Факт выдвижения нового помощника лишний раз свидетельствовал о том, что ни один из халифов Аббасидс-кой династии не был в состоянии управлять страной без хорошо подготовленной администрации и чиновников из мавали.

Внешняя политика Аббасидов не была столь активной, как политика Омейядов. В отличие от их предшественников Аббасиды не предпринимали больших завоеваний. Только как бы по инерции, чтобы не допустить проникновение китайцев в Среднюю Азию и желая удержать эту богатейшую провинцию в своих руках, они предприняли поход на восток. В 751 году мусульманская армия сразилась с китайским войском династии Тан и ее тюркскими союзниками у реки Талас. Китайцы потерпели поражение, и многие китайские пленные были угнаны в Самарканд. Среди них были мастера по изготовлению бумаги, к 800 году это искусство проникло в Багдад, где бумага вскоре заменила дорогостоящий пергамент во всех сферах делопроизводства и культуры.

Во времена Харуна ар-Рашида Аббасидское государство считалось одним из могущественнейших в тогдашнем мире. Хотя нет возможности выяснить причины отправки Карлом Великим двукратных посольств ко двору халифа, известно однако, что их результатом было получение римской церковью некоторых привилегий в Иерусалиме. Дружеские отношения двух правителей скреплялись общей неприязнью к омейядской Испании. Эти посольства дали повод Харуну отправить Карлу Великому ряд ценных подарков, среди которых, согласно легенде, фигурировал и слон.

Иначе складывались отношения Харуна ар-Рашида с Византией. Война с Византией в Северной Сирии, Анатолии и Иране при первых Аббасидах носила характер взаимных набегов с захватом добычи и угоном пленных, но не приводила к крупным завоеваниям. Харун ар-Рашид пытался активизировать военные действия. Еще когда он был наследником, отец поручил ему проведение ряда военных операций, в чем ему помогали Бармакиды Иахья и Халид. Придя к власти, он сперва довольствовался лишь защитными мерами и восстанавливал разрушенные крепости вдоль границ с Анатолией.

По приказу Харуна ар-Рашида пограничные с Византией районы («авасим») исключались из местного административного ведения и выделялись в особые пограничные области со своими военачальниками. Вдоль средиземноморского побережья была сооружена цепочка крепостей. В течение ряда лет военачальники Харуна успешно воевали с Византией и в 794 году на короткий срок даже достигли берегов Черного моря. Однако византийцам без особого труда удавалось удерживать фланги Анатолии, так как они владели островами Кипр, Родос и Крит. В результате кампании Харун сумел по договору 798 года, добиться лишь незначительных территориальных уступок от императрицы Ирины. Однако новый император Никифор I (802—811) от договора отказался, и Харуну пришлось лично возглавить новый поход против Византии.

Незначительные успехи Харуна, расположившегося с армией в Ракке, существенно не изменили военную обстановку, война затянулась, и у халифа не оказалось сил, чтобы нанести Византии решающее поражение. А в 805 году Харун вынужден был вообще прекратить кампанию в Анатолии из-за волнений в Хорасане. Стали сбываться предостережения Бармакидов. В свое время аль-Фадл успешно управлял Хорасаном, но Харун заменил его начальником багдадской гвардии Али ибн Исой ибн Маханом, притеснявшим жителей налогами, часть которых отправлял не в казну, а лично Харуну. Чтобы успокоить хорасанцев, Харун в 805 г. прибыл в провинцию, но наместника не сместил, в результате чего в 806 году в Хорасане вспыхнули серьезные волнения, которые возглавил внук омейядского правителя Насра ибн Саййара — Рафи ибн Лайс. Он сумел собрать вокруг себя иранцев и тюрок из Мавараннахра и в 808 году захватил Самарканд. Харун вынужден был двинуться с войском против повстанцев, но по дороге Умер в Тусе в 809 году.

12.01Вильгельм Оранский. Последние годы жизни

12.01Вильгельм Оранский. Борьба за единство Нидерландов

09.01Вильгельм Оранский в 1567 - 1576 гг.

04.09Вильгельм Оранский. Вождь оппозиции

04.09Вильгельм Оранский. Начало политической деятельности